Максим Михайлов - Плач серого неба

— Альбинос — старик, — возразила Ларра, — к тому же, он определенно альв.

— Но мальчишка мог на него работать, — пробормотал Хидейк.

— А как быть с уверенностью мастера Зура? — покосился на него я.

— Мастер Зур — добрейшая душа, он склонен видеть в окружающих только хорошее. Конечно, провести его нелегко, как и любого опытного торгаша, но тот, кто спланировал нечто подобное, должен был очень серьезно подготовиться.

— То есть?

— То есть мальчонка, если он был исполнителем, и должен был вызывать подобные чувства у Листага, Артамаля и всех, кто мог его в чем-то заподозрить. Удобнее всего спрятать змею под самым носом жертвы.

Мы замолчали. Лишь изредка тишину надламывало тихое кряхтение Карла, чей мощный разум, подобно могучей машине, не мог работать бесшумно. Лемора сидела тише мыши, бросая на нас взгляды равно робкие и скучающие.

Пару сегментов спустя, покашляв для пущей значимости, цвергольд вышел на середину комнаты и, стряхнув рукава с запястий движением опытного дирижера, заявил:

— Ну что ж, а теперь начнем гонку идей. Пойдем, так сказать, сверху вниз. Господин Хидейк?

— Мое предложение, — энергично подхватил альв, — наведаться к мастеру Гаэлю и поговорить с его супругой. Думаю, у меня получится, не бередя раны бедной женщины, узнать о судьбе пропавшего.

Карл скривил губы в непонятной гримасе, подержал их в таком виде пару мгновений и расплел.

— Детектив?

— Хм… — я был немного обескуражен, ибо собирался предложить то же самое, — в конце концов…

— И я, — перебила Ларра, — думала о том же. Да давайте уже начистоту — выбор у нас невелик. Кроме этого беглеца нет ни единой зацепки.

Я вспомнил о спившемся профессоре Университета, но промолчал. У бедняги сейчас были собеседники, куда более искушенные в мастерстве допроса.

— Хаосом его… Я ведь и сам о том же думал, — растерянно буркнул цвергольд, — поразительное единодушие. Ну, тогда не вижу причин нам и дальше тут торчать. Двинули!

Лемора, спросить которую забыли, облегченно выдохнула.

— Ах, да! — Карл резко остановился и сунул руку за пазуху, — детектив! Я тут поколдовал малец… — он извлек из-под рубахи и сунул мне сверток коричневой оберточной бумаги.

— Это… — я немедленно зашуршал ей, пробираясь к содержимому, — это же!..

Кинжал выглядел, как новенький. Клинок крепко держался в рукояти, а кнопка упруго торчала из гарды.

— Будет работать лучше прежнего, — алхимик отобрал у меня оружие, — смотри, кнопку нажимаешь — железка полетит. Потом вот это колесико до щелчка крутанешь — назад вернется. Понял?

— Да. Не очень понял, как…

— Да неважно, — отмахнулся цвергольд, — некогда трындеть, детектив, давай-ка в темпе.

Он и орчанка быстро собрали громоздкий ларрин ранец.

Лемора, пылая лицом и шеей, что-то прошептала союзнице на ухо и, благословленная кивком, метнулась в дальнюю комнату. Мгновение спустя она выскочила обратно и не менее стремительно пихнула в рюкзак ком черного тряпья.

Я покачал головой и постарался ничего не заметить.

— Поторопимся, друзья, — Хидейк уже стоял у выхода, — прежде всего, нужно найти извозчика. Как бы не пришлось брести по грязи до самой Центральной.

Мне доводилось несколько раз ездить на паровозе. Эти воспоминания я держу очень далеко от полки с приятными событиями, и не зря. Какими чуждыми казались бы на ней холодные нити встречного ветра, бешеная тряска и хмурые рожи неприятных попутчиков! Лишь в последнюю свою поездку в Эскапад, когда расставание с Вимсбергом казалось делом решенным и неминуемым, я позволил себе некоторую вольность. Существенно облегчив кошелек, я купил билет достаточно дорогой, чтобы сменить все ужасы шарабана на пусть сомнительный, но все же уют купе второго класса. Конечно, попутчики приятнее не стали, зато исчез пронизывающий ветер полей и лесная сырость по утрам, выбивавшая дробь на костях как на ксилофоне. И все-таки, как следует поразмыслив, окончательно перебираться в Эскапад я решил омнибусом. Пусть это сулило не два, а все три дня дороги, зато ночевал бы я в гостиницах, самые захудалые из которых стократ уютнее жесткой скамьи в поезде, которая, в зависимости от сложенности одеяла, называется то сиденьем, то кроватью.

Все эти воспоминания преследовали лишь одну цель — отвлечь меня от дикой тряски, которая не прекращалась вот уже пятый сегмент. Извозчик, пообещав домчать до Вокзальной короткой дорогой, не обманул, вот только рванул такими закоулками, что о мостовых на время пришлось забыть.