Банана Ёсимото - Амрита

– Сначала я думал, что это мое предназначение.

– Предназначение?

– Ну да, что я должен начать записывать все, что говорят голоса, чтобы потом написать книгу. Но, похоже, они мне рассказывают давным-давно известные вещи. То есть, если я напишу книгу, это будет как бы плагиат. Когда я это понял, я испугался. И чем сильнее я их боюсь, тем они разговорчивее…

– Тем больше шума, – сказала я.

Брат кивнул и заплакал.

Когда он был совсем маленьким, я каждую ночь слышала, как он плачет, захлебываясь детскими, торопливыми слезами. Но сейчас он плакал как взрослый – прозрачные капли медленно, одна за другой, катились по его щекам и тихо падали в темноту.

– Ты молодец, хорошо держишься, – сказала я. – Я тебя понимаю. Как можно ходить в школу, когда в голове такое творится.

– Может, я просто свихнулся? – грустно спросил он. – Что мне делать?

– Ну-у… – Я попыталась придумать, что бы ему ответить, но у меня ничего не вышло. – Давай пока просто посидим немного, отдохнем.

С этими словами я уселась прямо на тротуар, прислонившись спиной к стене какого-то дома.

– Как я устал, – сказал брат, усаживаясь рядом со мной.

– Начнем с того, что маме лучше ничего не рассказывать. Это первое. Второе…

Брат вопросительно посмотрел на меня.

– Если предположить, что ты превратился в радиоприемник, то не мешало бы разобраться, как он работает.

– Ну, у радио есть разные программы. Их можно выбирать, – сказал брат.

– Вот то-то и оно. Во-первых, у радио есть возможность настройки, а во-вторых, если надоело слушать, его можно выключить. Соответственно, если радио не настраивается и не выключается, значит, оно никуда не годится. То есть тебе надо научиться настраивать свой приемник. Понимаешь, чтобы ты мог слушать только то, – что тебе хочется.

– А как этому научиться?

– Ну…

«Ты должен поверить в себя».

«Нужно воспитать в себе волю к протесту».

Сказать всегда легко, а вот сделать… Это похоже на послеобеденное чтение женских журналов – сидишь, грызешь сухарик, роняя крошки, и медленно перелистываешь страницы, на каждой из которых подробнейшим образом объясняется, что нужно сделать, чтобы похудеть. Абсолютно бессмысленное занятие. На словах мы все очень умные, но разве можно научить человека чему – то, чего сам не умеешь?

Особенно если этот человек – ребенок.

Он сейчас в том возрасте, когда еще сам толком не знает, чего хочет. Как он может выбирать?

Даже мы с Микико решили худеть только вдвоем. А иначе кто знает, получилось бы у нас или нет?

Как же ему объяснить?

Я молчала. Ночь, плотная как масло, тихо заливала ночные улицы. Дома и перекрестки многозначительно молчали в темноте.

Бетон холодил спину.

Я совсем растерялась.

– Слушай, хочешь, будем каждый день в бассейн ходить? – спросила я. Больше ничего мне в голову не пришло. В тот же момент брат сказал:

– Вот, снова голоса.

Теперь он задрал голову, старательно что-то выискивая в небе. Он буквально не сводил с неба глаз.

Наверное, когда голос раздается у тебя прямо в голове, потребность увидеть источник звука ощущается гораздо сильнее.

– И что? – как можно более спокойно спросила я.

– Саку, пошли скорее к храму.

– Зачем?

– Сейчас туда летающая тарелка прилетит, – ответил брат. – Если мы ее застанем, ты мне поверишь. Правда?

– Да я и так тебе верю, – сказала я, но посмотреть в его горящие глаза не решилась. Безумие заразительно. В свете уличного фонаря мелькнула его маленькая рука. Метнулась тонкая, темная тень.

– Скорее. – Брат вскочил.

– Иду – иду, – я поднялась на ноги. – Где этот твой храм, на холме?

– Ага. Скорее, а то пропустим. – И он побежал по дороге. Я побежала вслед за ним.

Меня вдруг охватило лихорадочное возбуждение. Все было так необычно – я как будто провалилась в другую реальность. Если бы все люди хоть изредка могли чувствовать что-то подобное.

– Саку! Быстрее, ну же!

Брат уже почти одолел подъем. Теперь он стоял, повернувшись ко мне, и в его лице не было ни тени сомнения. Впрочем, безумия тоже не наблюдалось.

Он был спокоен, как бодхисатва. Казалось, его лицо светится в темноте. У самой вершины холма.

Мы миновали тории [12]и по узкой каменной лестнице поднялись к храму. Отсюда были видны маленькие темные силуэты домов, стоящих рядами вдоль тускло освещенных улочек. Какая огромная ночь. Где-то ехал грузовик, и его урчание звучало почти музыкой.

Запыхавшись от бега, мы остановились у огромного дерева. Воздух был наполнен густым запахом сочной зелени. Было трудно дышать.