Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть I. Страна несходства

Новый год Фурману пришлось провести в больнице. Сам он, правда, еще ничего толком не помнил об этом празднике, но печально-разгоряченное настроение более старших детей из других палат поневоле передавалось всем. После ужина с каким-то праздничным угощением полуосвещенные больничные коридоры странно опустели. Многие, наверное, сидели в комнате с телевизором, но дверь туда была уже закрыта изнутри. В палате тоже почти никого не было – так, две недружелюбные девчонки ковырялись со своими куколками.

Начав грустить, Фурман еще раз обошел все отделение и в дальнем конце изогнутого коридора у таинственного ВЫХОДА обнаружил небольшую группку детей, окруживших молодого врача. Этого доктора все любили: всегда-то он ходил с кем-нибудь в обнимку, подбадривая и подмигивая встречным, поглаживая их по плечам и головам. Вот и теперь он что-то рассказывал, и все смеялись. Осторожно улыбаясь – ребята тут были в основном малознакомые, – Фурман подошел к ним. Оказалось, что у веселого молодого доктора закончилось дежурство и он уже собирается уходить ДОМОЙ. Все хором упрашивали его задержаться и побыть с ними еще чуть-чуть – «хотя бы один часик», «десять минут», – но он говорил, что его ЖДУТ ДОМА, чтобы вместе встречать Новый год. Пока доктор натягивал пальто, девочки постарше принялись жадно расспрашивать его, кто ждет дома и что они там сейчас делают. «Счастли-и-вые… Везет же им», – со спокойной завистью сказала одна из девочек. Доктор даже немного смутился: «Ну, а вы-то что – разве вы такие уж несчастные? Вон, у вас и елка стоит наряженная… Скоро к вам Дед Мороз придет!» Все вежливо заулыбались, провожая его, поздравляя с Новым годом, прикасаясь к его темному пальто, без всякой надежды уговаривая остаться на одну эту ночку… Дверь закрылась, и все разлетелись кто куда.

Когда однажды вечером Фурмана вывели в тот же зал к родителям и ОТДАЛИ им (насовсем?..), он не проявил никакой радости. Выяснилось, что он позабыл, как правильно надевать уличную одежду. Торопливые мамины руки удивляли его и странно тревожили. От свежего воздуха его слегка закачало. Он делал и делал шаги по… и нюхал, и слушал звуки из-под меховых ушей своей старой шапки, и ехал в троллейбусе с замерзшими окнами, и вошел в свой подъезд, и нерешительно, но уже почти поверив, что вернулся, сел на краешек родного дивана в большой комнате…

– Ой, мышь! – закричала мама где-то в дальних комнатах, и все кинулись туда. У мамы и дедушки были гневные лица, а Фурман чувствовал странный ужас и азарт. Дедушка рылся в углу, мама заглядывала за пианино, Фурман, открыв рот, пугливо осматривался: мышей он видел только на картинках и плохо представлял себе их размеры…

– Да тут, тут она сидит! – убежденно повторяла раскрасневшаяся мама, с брезгливой нервностью пытаясь подвинуть пианино.

– Надо палкой какой-нибудь там пошуровать, – сказал дедушка. – Чтоб она выскочила.

Пока он ходил за большой щеткой, маме удалось расшевелить пианино, и вдруг что-то мелкое вымелькнуло оттуда и с тошнотворной быстротой исчезло в углу. Фурман, содрогаясь, визжал. «Перестань!» – ожесточенно выкрикнула мама.

Охота продолжалась еще некоторое время, но зверь ушел. Взрослые были озабочены и неудовлетворены, а Фурман, наоборот, радовался, что вся эта пугающая возня закончилась.

Мама посадила его в тамбуре на горшок, и все разошлись. Время от времени Фурман на всякий случай озирался и прислушивался неизвестно к чему. На кухне звякала посуда. Зашумел кран. В большой комнате ходил дедушка. За спиной у Фурмана откуда-то из-под пола уже давно раздавалось равномерное поскребывание. Поскольку на первом этаже размещалась почта с посылочным отделением, разнообразные звуки снизу не были чем-то неожиданным: то тоненькое постукивание, то глухое буханье, то еще что-нибудь. Но Фурман вдруг представил себе, что это и есть то отвратительно юркое и гибкое, что исчезло как раз с другой стороны стены, и, подскочив на горшке, стал громко звать маму.

По тревоге он был быстро снят и приведен в порядок. Пока мама ходила с горшком, дедушка, как всегда нежно, попросил Фурмана отойти в сторонку и стал резко двигать и трясти листы фанеры, составленные у стены, – похоже, именно оттуда Фурман слышал странное царапанье.

Движения у дедушки были самые решительные, глаза сверкали из-под нахмуренных бровей, в отставленной руке он опять держал большую щетку. Внезапно он отпрыгнул, громко чертыхнувшись, и несколько раз с силой ткнул щеткой в угол и по фанере. Потом все замерло.