Эдуардо Мендоса - Правда о деле Савольты

Как бы сложилась моя жизнь, откажись я тогда от своих намерений, устыдись своих безрассудных порывов или откажись от той безумной мысли, которая меня влекла? Этого я никогда не узнаю! Вероятно, можно было бы избежать гибели множества людей и я не оказался бы там, где теперь нахожусь. Мне ясно только одно: открыв дверь в комнату Марии Кораль, я открыл новую главу не только в своей жизни, но и в жизни тех, кто меня окружал.

На меня вдруг снизошло свыше мое истинное назначение на земле, — продолжал Немесио Кабра Гомес. — Ангел исчез, и померк свет, который он источал. Я погрузился в полный мрак, хотя горела керосиновая лампа. И тогда я ушел из дома, из своей родной деревни, сел в поезд без билета, потому что, да будет вам известно, я обладаю способностью становиться невидимым, когда перемещаюсь, и приехал в Барселону.

— А почему в Барселону? — поинтересовался незнакомец, который, по-видимому, с интересом слушал собеседника.

— Потому что именно здесь больше чем где бы то ни было ежедневно совершается множество грехов. Вы видели улицы? Это коридоры ада. Женщины потеряли всякий стыд и нагло предлагают по дешевке то, что должны беречь пуще всего на свете. Мужчины грешат если не делами, то помыслами. Законы не уважаются, власти зажрались, дети бросают своих родителей, церкви пустуют, а на человеческую жизнь — наивеличайшее творение божье! — покушаются.

Незнакомец осушил свой стакан, заново наполнил его вином из бутылки, опустошив ее до конца, и снова прикурил от окурка. Глаза его налились кровью, губы почернели, лицо опухло.

— А не кажется ли вам, что причина всех пороков кроется в нищете? — едва слышно спросил он.

— Как вы сказали?

— Не кажется ли вам, что проклятая бедность заставляет этих несчастных женщин… — тут силы изменили ему, и, не договорив, он рухнул на стол, громко ударившись о него лбом. При этом бутылка и стаканы полетели на пол и разбились вдребезги.

Разговоры в таверне сразу прекратились, и воцарилась мертвая тишина. Все взоры устремились на колоритную пару, которую составляли Немесио Кабра Гомес и его пьяный друг. Немесио, заметив, что они попали в неловкое положение, легонько тряхнул незнакомца за плечо и сказал:

— Сеньор, пойдемте немного прогуляемся. Вам надо подышать свежим воздухом.

Незнакомец поднял лицо и уставился на Немесио, силясь его понять.

— Пойдемте, сеньор. Мы слишком засиделись, это вредно. Тут все провоняло табаком и чадом.

— Еще чего! — незнакомец отмахнулся от Немесио и нечаянно угодил ему рукой прямо под дых. — Оставь меня в покое, узколобый апостол, опереточный ханжа.

Посетители снова заговорили, но уже вполголоса, украдкой поглядывая в сторону стола, за которым происходил столь выразительный диалог. Удар в живот, заставивший Немесио комично хватать воздух широко открытым ртом, рассмешил окружающих. Услышав смех, пьяный приподнялся, опершись на руки, и оглядел всех горящими глазами.

— Над чем смеетесь, идиоты? Плакать надо, а не смеяться, если ваши дырявые котелки ничего не варят! Посмотрите на себя, жалкие, нищие пугала! Вы смеетесь надо мной, а не видите, что я всего-навсего ваше отражение!

Посетители снова разразились хохотом.

— Хорошую компанию ты себе нашел, Немесио! — крикнул кто-то из глубины таверны.

— Хороша парочка: сумасшедший и пьяница! — подхватил кто-то еще.

— Смейтесь, смейтесь! — продолжал пьяный, описав пальцем вытянутой руки угол в девяносто градусов, но потерял равновесие; не придержи его Немесио, он свалился бы со стула. — Смейтесь надо мной, если от этого вы чувствуете себя мужчинами! Рано или поздно вы превратитесь в мое подобие! Когда-то и я был другим. Много учился, читал, но не стал от этого умнее. Я, как и вы, веселился, верил ближнему и потешался над неудачниками. Но теперь пелена спала с моих глаз!

— Стяните с него штаны! — снова раздался чей-то голос.

Два дюжих молодчика вскочили с мест, готовые осуществить угрозу, но Немесио Кабра Гомес преградил им путь.

— Дайте ему договорить, — попросил Немесио тоном, не лишенным некоторого достоинства. — Он честный, образованный человек и многому может вас научить.

— Пусть заткнется и не портит нам настроение!

— Пусть катится отсюда!

— Ну, нет! Я не уйду! — вскипел незнакомец. — Прежде я скажу вам кое-что. Вот этот человек, — он ткнул пальцем в Немесио, — утверждает, что ваша распущенность породила бедность, которая разрушает вас, заставляет болеть ваших детей и жен. Но это не так! Вы все страдаете от нищеты, невежества и болезней не по своей вине, а по их вине, — он снова ткнул куда-то пальцем, словно те, на кого он указывал, находились по ту сторону таверны. — Они притесняют вас, эксплуатируют, предают, а может быть, и убивают. Я могу назвать их имена. Они известны всем. Их руки обагрены кровью рабочих. Да, да! Но вы не увидите этого, потому что они надевают белые лайковые перчатки. Перчатки, купленные и привезенные сюда из Парижа на деньги, заработанные вами! Вы думаете, на заводе вам платят за работу, которую вы там выполняете? Черта с два! Вам платят, чтобы вы не подохли с голода и могли вкалывать от зари до зари, пока не упадете замертво. А деньги, жалованье?… Нет, они вам его не платят! Они оставляют его себе! Вы думаете, они покупают дома, автомобили, драгоценности, меха, женщин на свои деньги? Ничего подобного! На ваши! А вы? Что делаете вы? Взгляните друг на друга и скажите, чем вы занимаетесь?