Фиона Макинтош - Гобелен

Джейн тряхнула волосами и обратилась к себе самой – к своей душе, скрытой за светло-карими глазами «хозяйки».

– Давай, Джейн, учись думать как женщина, которая слыхом не слыхивала об эмансипации. Вспомни: на дворе начало восемнадцатого века. Ты теперь Уинифред – преданная жена, скромница, благовоспитанная дама; ты не знаешь ни единого грубого слова!

Раздался тихий стук в дверь.

– Уинифред, милая, к тебе можно?

Это была Сесилия.

Джейн пошла открывать. За ней влачился тяжелый шлейф необъятной робы; тугой корсаж, снова тщательно зашнурованный, сдавливал ребра. Угораздило же попасть именно в эту эпоху, досадовала Джейн; нет чтобы оказаться в конце восемнадцатого века, когда платья были отрезные под грудью и не стесняли движений! Она открыла дверь, и Сесилия озарила ее нежнейшей улыбкой.

– Бедняжка, совсем извелась. По крайней мере, об Анне можешь не волноваться.

Про Анну Джейн вовсе не думала с того первого момента, когда в ее разум вторглись воспоминания Уинифред.

– Ни об Анне, ни о Вилли я не волнуюсь, – заверила Джейн, очень кстати вспомнив имя мальчика. – Ведь оба они под защитой людей, которые их любят. Все мои тревоги направлены на моего супруга и повелителя.

Удивительно, как легко приходят на ум подобающие слова!

– Ты написала письмо в Лондон, к миссис Миллс?

Джейн немалого труда стоило не улыбнуться очередному воспоминанию.

– Да, вот оно, – сказала Джейн, подходя к бюро, за которым она еще недавно мучилась с гусиным пером и чернильницей, радуясь, что в детстве занималась каллиграфией. Что интересно: стоило ей открыться для Уинифред, как появились и навыки писания пером, и ничего сложного Джейн в этом деле уже не видела. Сами собой приходили на ум вежливые обороты эпистолярного жанра. Джейн боялась только, что у миссис Миллс не найдется свободных комнат.

– Гонец уже здесь. Давай же письмо, я его отнесу.

– Мы можем поспеть в Лондон раньше письма, – вслух размышляла Джейн.

– В такой-то снегопад? Нет, лично меня погода не страшит. Надеюсь, кто бы ни прибыл в Лондон раньше – мы или гонец с письмом, – это никак не повлияет на успех задуманного нами.

Джейн кивнула.

– Спасибо тебе, дражайшая Сесилия. Не представляю, что бы я без тебя делала.

Сесилия улыбнулась, стиснула пальцы Джейн.

– Отдыхай, душенька. Сейчас распоряжусь, чтобы тебе принесли кружку поссета.

– Только без пряностей, – поспешила вставить Джейн, радуясь, что и тут мысли Уинифред пришли ей на помощь.

– Разумеется. Яйцо, патока, мускатный орех и молоко, ничего больше. Обещаю. Этот напиток поможет тебе уснуть.

– Когда мы выезжаем?

– Послезавтра. Чарльз велел готовить экипаж и уже наставляет кучера, который нас повезет.

– Очень хорошо. Надо будет поблагодарить доброго Чарльза. Спокойной ночи, Сесилия.

Джейн с радостью освободилась от неудобной робы и надела ночную сорочку из хлопка, с изящной вышивкой, застегнув бесчисленные пуговицы. Служанка еще несколько часов назад положила в постель грелку, так что сырость простыней Джейн не грозила. Огонь в камине почти догорел, холод скребся в рамы крохотных окошек. Джейн задумалась о путешествии с севера на юг, что предстояло ей так скоро. К счастью, в детстве она училась верховой езде; с другой стороны, этому учили всех воспитанниц частных школ, расположенных в сельской местности. Джейн хорошо скакала верхом, но как же она радовалась сейчас при мысли, что в Лондон ее повезет экипаж!

Джейн скользнула под перину, со вздохом приятного удивления коснулась щекой пуховой подушки и стала думать о муже Уинифред. Где-то он нынче спит? Должно быть, ему страшно. И наверняка холодно. Веки отяжелели, Джейн уже предвкушала сонное забвение, но вдруг одна мысль – мысль Уинифред – заставила ее подскочить. Глаза широко открылись, Джейн запаниковала. В Терреглсе остались компрометирующие Уильяма бумаги. Их нужно спрятать. Джейн должна опередить солдат правительства, готовых нагрянуть в родовое гнездо Нитсдейлов; должна избавиться от всех документов и вещей, могущих бросить тень на Уильяма, еще более осложнить положение его семьи. Также надо спрятать деньги, драгоценности и другие бумаги, которые не должны попасть в цепкие лапы Короны.

В считаные секунды Джейн стряхнула расслабленную сонливость, которой так жаждало ее тело, и бросилась вниз по лестнице, нимало не заботясь, что волосы у нее распущены, а на плечах – лишь захваченный в спешке пеньюар. Джейн даже не обулась и теперь высматривала чьи-нибудь ботинки и одновременно выкликала имена своих друзей. Все трое выскочили из гостиной, лица их были встревожены, а лицо Чарльза носило еще и отпечаток стыда за неодетую невестку.