Николя Ванье - Белль и Себастьян

— Это я, Белль, ты меня узнала? Я поранился, так что бояться тебе нечего. Если ты не испугалась стаи волков, то я тем более с тобой не справлюсь.

Собака слушала его внимательно, и спокойствие животного представляло поразительный контраст с его недавней яростью. Пока мужчина, хромая, шел вдоль ограды, чтобы потом прислониться к стене овчарни, она не шелохнулась. Счастье, что санки оказались на месте — Сезар поставил их у стены просохнуть.

Это был его единственный шанс добраться до Сен-Мартена. Надо только преодолеть луг, а потом съехать вниз по склону горы, благо, не слишком крутому, молясь про себя, чтобы санки не натолкнулись на камень или же не попали в яму. Выбери он вариант без саней, пришлось бы пробираться через лес, потом идти по извилистой и каменистой тропе Глантьер. Гийому случалось кататься на лыжах, но никогда — на санках, тем более таких высоких и среди ночи.

Он вспомнил о том, что уронил фонарь, потому что устремился к овцам, но не стал искать его. Ему бы управиться с санками, о фонаре можно забыть! Небо постепенно прояснялось, и на нем появилась полная луна. Конечно, было бы разумнее остаться на ночь в овчарне Сезара и дождаться утра. Если бы не обещание, данное беглецам, доктор именно так бы и поступил. Как же теперь он ругал себя за то, что отказался от помощи Петера Брауна! Лица беглецов снова встали перед глазами, когда он принимал решение. Ему не понравился взгляд отца семейства. Слишком много недоверия, отчаяния, сомнений… То был взгляд человека, способного на любое безумие в случае, если он сочтет себя преданным или загнанным в ловушку.

Перейти через луг оказалось намного сложнее, чем предполагал Гийом. Некоторые участки были не слишком покаты, и ему приходилось отталкиваться руками. На спусках ему тоже доводилось несладко: теперь уже нужно было притормаживать руками. Для себя он решил, что больную ногу будет нагружать только в самом крайнем случае. Если он сломает и берцовую кость, то погибели не избежать.

Добравшись до южного края луга, откуда начинался спуск в долину, доктор остановился отдышаться. Сердце его билось слишком часто, он это знал. Еще не поздно вернуться в овчарню. Это было бы трудно, но возможно. Но если он начнет спуск, придется идти до конца. Восемь часов он провел на воздухе, сначала спасая людей, потом — овец. Боль в щиколотке беспокоила его все больше. Он оглянулся и увидел, что собака идет следом. Все то время, пока он тащился по снегу, она следовала за санями на безопасном расстоянии. Он спросил себя, почему она это делает. И заговорил, чтобы подбодрить не столько ее, сколько себя:

— Ладно, если я еще здесь посижу, то точно засну. Ну что, едем?

Перевалить санки через небольшую насыпь оказалось труднее, чем он мог представить. Гийом попробовал подняться на руках, но это было трудно, а ему нужно беречь силы. Тогда он пополз по снегу, волоча за собой сани на веревке, которая была привязана к передку. Снег набился ему в рукава и противно кусал кожу. Он закашлялся, застонал и уткнулся лицом в сугроб. Силы уже начали оставлять его. Нет, он не собирается умирать вот так — от изнеможения, только потому, что у него ушиблена нога и ему не удается перебраться через дурацкую насыпь высотой не больше человека, стоящего на коленях! Слезы обожгли ему лицо, и это помогло успокоиться. И в тот самый миг он ощутил прикосновение чего-то теплого и мягкого. Собака стояла над ним и обнюхивала его лицо. Он сжался, ожидая наплыва паники, но слишком устал, чтобы чувствовать что-то, кроме опустошенности.

Собака подошла к передку санок и опустила голову. Веревка дернулась, упала доктору в руку, и он почувствовал толчок. Белль тащила санки! Механически, не понимая, что и как он делает, Гийом взобрался на них.

Белль потянула снова. Одного рывка хватило, чтобы перевалиться через насыпь. Санки оторвались от земли, и Гийом закрыл глаза.

Смутное беспокойство снедало Сезара. «Наверное, все дело в полной луне!» — подумал он. Его бабушка, та, что умела заговаривать ожоги, говорила: луна сильно влияет на настроение. И шутливо добавляла, что у горцев эта особенность проявляется еще сильнее, чем у тех, кто живет на равнинах.

А еще ему безумно хотелось выпить. Каждый день он прилагал массу усилий, чтобы не поддаться неотступному соблазну. Всего лишь капельку… Одну только чарку после обеда, в качестве дижестива… [23] Спиртного напитка, употребляемого для улучшения пищеварения. Одну-единственную, ну пожалуйста… Нет! Решение принято, и он не собирался уступать той части себя, которую ненавидел.