Дэвид Николс - Мы

— Жаль, что не могу ответить вам по-датски.

— Не расстраивайтесь. Мы уже давным-давно расстались с надеждой, что мир начнет чему-то учиться.

— Моя жена любит, очень сильно, ваши телевизионные программы. — Следующим номером будут Лего и селедка , подумал я, мысленно задав себе вопрос, является ли это характерной особенностью всех британцев — нет, англичан — чуть что пускать в ход подобные клише.

— Наш дар этому миру. — Она улыбнулась и отодвинула стул. — Дуглас, я собираюсь, вопреки здравому смыслу, налить себе еще их отвратительного фруктового сока. Может, вам чего-нибудь принести? Там есть кексы…

— Нет, спасибо.

Я посмотрел ей вслед. Моя жена любит, очень сильно, ваши телевизионные программы. Тут явно налицо нарушенный синтаксис, и вообще, стоило ли так напрягаться, чтобы упомянуть Конни? Само собой, у меня не имелось ни малейшего желания отрицать ее существование, но не было и никакого резона вешать на шею табличку с надписью «женатик», если не считать подсознательного ощущения, что Фрея весьма привлекательная женщина. Лет пятидесяти или около того, прикинул я, гладкое лицо с приятным, здоровым румянцем, невольно наводящим на мысль о черном хлебе и купании в проруби. Чистая кожа, с сосудистой сеточкой на щеках. Смешливые лучики-морщинки в уголках пронзительно-голубых глаз, темные волосы, возможно крашеные — слишком уж неестественный оттенок каштанового, напоминающий крем для обуви «Вишневый цвет». Она улыбнулась мне через плечо, и я неожиданно поймал себя на том, что непроизвольно выпрямился и провел языком по зубам.

— Итак, — вернувшись, начала она, — вы что, путешествуете в одиночестве?

— Именно так. На данный момент. Рассчитываю встретиться с сыном через день или два, — ответил я, что было, хотя бы отчасти, истинной правдой. — А вы?

— Да, я одна. Только что получила развод.

— Очень печально это слышать.

— Это было лучше для нас обоих. — Она передернула плечами и улыбнулась. — Ведь именно так принято говорить, да? А где ваша жена? Разве она с вами не путешествует?

— В Англии. Ей пришлось вернуться домой пораньше. Семейные обстоятельства.

— А вы что, не захотели с ней ехать?

И тут мое воображение напрочь иссякло.

— Нет, нет.

— Вам нравится путешествовать в одиночестве?

— Ну, сегодня только третий день.

— А у меня вот уже вторая неделя пошла.

— Ну и как оно вам?

Она на секунду нахмурилась:

— Я думала, что Италия меня взбодрит. Думала, что днем буду бродить по узеньким средневековым улочкам, а вечером, перед тем как отправиться в постель, сидеть за скромным ужином в маленьком ресторанчике с бокалом вина и книжкой в руках. Словом, рисовала себе прелестные картинки . Но мне непременно дают столик около туалета, официанты непрерывно спрашивают, не жду ли я кого-нибудь еще, и я начинаю замечать, как нацепляю на себя беззаботную улыбку, чтобы все думали, будто я в полном порядке. — Она продемонстрировала мне натянутую ухмылку, которую я моментально узнал.

— В Берлине я однажды пошел один в зоопарк, — сказал я. — Это было ошибкой.

Фрея засмеялась и прикрыла рот рукой:

— Но почему?

— Я приехал на конференцию, а поскольку был наслышан об их великолепном зоопарке, то…

— А я ходила одна в театр, — перебила меня Фрея. — Ну, в кино там сходить одной — это нормально, а вот в театре я чувствовала себя… неуютно.

Мы, не сговариваясь, улыбнулись и принялись наперебой радостно перечислять все, чем не следует заниматься в одиночестве. Пейнтбол! Американские горки! Прыжки на батуте! Ну и конечно, хуже всего одному ходить в цирк, решили мы. Один билет в цирк, пожалуйста! Нет, только один. Да, один взрослый. Под конец мы просто валялись от смеха.

— Я чувствую себя гораздо лучше, — вытирая глаза, сообщила Фрея. — Похоже, столик на одного — это еще не самое плохое.

— Прошлым вечером я чувствовал себя настолько вымотанным, что съел сэндвич прямо у себя в номере, высунув голову в окно, чтобы не накрошить.

— Мои поздравления! — Она с шутливой торжественностью вручила мне сахарницу. — На сегодняшний день вы победитель международного конкурса одиночек.

— Премного благодарен, премного благодарен! — Я взял у нее сахарницу и, чувствуя себя слегка по-дурацки, под ее аплодисменты вернул сахарницу на место. — А теперь мне пора идти. — Я попробовал встать, стеная и цепляясь за край стола. — Господи, я чувствую себя просто развалиной…

— Боже мой! Что вы с собой сделали?