Дэвид Николс - Мы

Автобус до Старого города был набит под завязку, и я, путешествующий налегке, остро чувствовал, насколько самодовольно выгляжу на фоне всех этих рюкзаков и чемоданов, точь-в-точь как сбежавший из дурдома душевнобольной. Автобус проехал через средневековые ворота, и все начали высаживаться; я поспешил вперед, оставив за спиной пассажиров с их громыхающими чемоданами, миновал еще одни ворота и неожиданно оказался на залитой светом огромной пьяцце, раскинувшейся наподобие веера с девятью тонкими клиньями, который отдаленно напоминал павлиний хвост или жестянку с шотландским песочным печеньем, перед гигантским палаццо в готическом стиле, а все вокруг было насквозь пропеченное, терракотово-красное. Не только весьма захватывающее зрелище, но и довольно-таки вдохновляющее, потому что Сиена — город-крепость, компактный и изолированный; если Венеция была лабиринтом, то Сиена — обувной коробкой. Проскочить мимо Пьяцца дель Кампо было невозможно, и вообще вся активность была сконцентрирована именно здесь. А значит, я точно не упущу Алби и Кейт, которые будут тут, словно муравьи под увеличительным стеклом. В состоянии боевой готовности, полный оптимизма, я выбрал место на уложенных елочкой кирпичах на середине спуска, натянул бейсболку на глаза и моментально уснул.

Проснувшись в начале четвертого, я так замысловато выругался, что на меня стали оглядываться. Ну как можно быть таким идиотом?! С трудом поднявшись, я понял, что едва держусь на ногах. От усталости голова моя свесилась набок, и теперь вся правая сторона лица была привычно стянута, что означало солнечный ожог. Я споткнулся, затем снова опустился на горячие кирпичи. Три часа! Три часа, в течение которых они уже наверняка успели пройти мимо. Я живо представил себе, как Алби переступает через меня, валяющегося на земле, будто подзаборный пьянчуга. Во рту все пересохло, тогда как одежду было хоть выжимай, настолько она пропотела — на том месте, где я лежал, на кирпичах, высосавших из меня остаток влаги, остался мокрый след, — голова болезненно пульсировала, что однозначно свидетельствовало о солнечном ударе. Воды, срочно воды! Я снова попытался подняться, привстав на секунду на цыпочки, а затем нетвердой походкой стал карабкаться вверх по стенке опаленной солнцем терракотовой чаши, совсем как Лоуренс Аравийский, взбирающийся на дюну.

В киоске на краю площади я купил две бутылки воды за сумасшедшие деньги и, залпом осушив одну, затем ополовинив другую, остановился посмотреть на свое отражение в зеркальной стене. Вертикальная линия отделяла алую часть лица и шеи от белой, а тень от бейсболки образовала экватор поперек лба. Солнце, точно по трафарету, окрасило мое лицо в цвета датского флага. Я потрогал кожу; судя по ее болезненности, худшее еще было впереди, рассмеялся тем жутким смехом, что обычно предваряет истерику на грани слез, и снова шагнул в жару.

Меня подташнивало, я чувствовал дурноту и плохо соображал. Вернуться в плавильный котел пьяццы казалось немыслимым, но у меня не было номера в отеле, чтобы прилечь, а из наличности — только двенадцать евро в кармане, которых не хватит даже на то, чтобы вернуться во Флоренцию, где за нарушение сроков хранения моих бумажника с паспортом явно накапала приличная пеня. И я, как пьяный, с бутылкой воды в руке, с кружащейся головой, с блуждающим взглядом, стараясь держаться тени, словно вампир, и не имея ни единой здравой мысли в мозгах, заковылял через толпу в конец улицы, которая вывела меня во двор, где передо мной возник нарядный фасад уходящего ввысь кафедрального собора. Донесшийся с campanile внезапный перезвон колоколов заставил все взоры устремиться к небу, но внезапно церковные колокола были заглушены божественными звуками аккордеона Кейт Килгур, которая исполняла «Beat It».

Дождавшись финальных аккордов, я шагнул вперед и прижал ее к себе.

— Кейт Килгур! — воскликнул я потрескавшимися губами. — Как же я рад тебя видеть!

— Блин, мистер Петерсон, — высвобождаясь из моих объятий, сказала она. — А чего это вы такой затраханный?

Да, не спорю, воссоединение получилось несколько бурным, и все же я до сих пор жалею о том, что пришлось вмешаться полиции.

[57] Моя милая детка (англ.) .

Я отнюдь не склонен разбрасываться такими словами, как «жестокость». Это однозначно было недоразумением или, возможно, слишком бурной реакцией с их стороны, да и с моей тоже. Если бы я постарался держать себя в руках, то наверняка разрулил бы ситуацию. И все же…