Виктор Голявкин - Избранные

— Чего вы? — сказал я. — Я ничего…

Я хотел выскочить в дверь, но меня перехватили.

— Спокойно, спокойно, — сказал старший лейтенант, — ишь ты…

— Что я сделал?! — сказал я.

— Покажите-ка вот эту книжечку, — попросил он.

На столе лежал «Суриков».

— Давайте-ка, давайте-ка ее сюда.

Он сам взял «Сурикова», повертел в руках и передал сержанту.

— А вы, барышня, что тут делаете?

— В гости пришла, — сказала Ирка.

— Погостили, а теперь домой идите.

— Ну, я пошла, — сказала Ирка.

— До свидания… — сказал я.

— Соберите краски, — сказал старший лейтенант.

— Нету у меня никаких красок, — сказал я, — кончились у меня все краски.

— Ну и ну! — сказал он, глядя в упор на стену. — За это я бы своего сына по головке не погладил!

Сержант рассматривал стенку с интересом. Он потрогал краску и тоже измазал палец, как мой отец.

— И на это ты все краски угробил? — спросил с недоумением старший лейтенант. — А теперь отвечать придется, ай-ай-ай! Я бы всыпал. Ну, дает! Кто у тебя родители?

Я молчал.

— Приличные, наверное, родители, а сын — вор.

— Доверху все замазал, товарищ старший лейтенант, — сказал сержант, — живого местечка не оставил, товарищ старший лейтенант.

— Воруем, значит, «великие художники»? Сурикова крадем, костюмы, краски…

— Какие костюмы?

— Ах, мы о них не слышали?

— Не знаю я ни о каких костюмах!

— Сурикова, значит, украли, — очень хорошо!

— Зелененькой красочкой, товарищ старший лейтенант, похоже, из ковша лил…

— Распустились молодые люди.

— И потолочек прихватил, — сказал сержант.

По стене скользнул солнечный зайчик и пошел плясать по краскам. Наверное, какой-нибудь мальчишка баловался зеркальцем на противоположном балконе.

— Намазюкал, аж глаза ломит, товарищ старший лейтенант, — сказал сержант.

— Ну, пошли, художник, — сказал старший лейтенант.

— А как я родителям сообщу?

— Раньше нужно было о родителях думать, молодой человек.

Кошмарики, пропало ваше чадо…

В камере я положил в угол свой пиджачок под голову и прилег. Хорошо, что пиджачок прихватил с собой на всякий случай.

Лезли в голову мысли. Самые разные, самые несуразные.

Подвальчик темненький, прохладненький подвальчик, а наверху жара. Играют двое в карты. Странно, у них карты не отобрали, не обыскали. Пьяный спит. Обстановочка, новая обстановочка. Никто на меня внимания не обращает, и то хорошо.

Встал, потянулся. Надоело лежать.

Те двое кончили игру, один мне говорит:

— Не надо.

— Чего не надо?

— Здоровье теряешь, брат, здоровье теряешь…

— Как это?

— Факт тебе говорят: когда тянешься — все здоровье уходит. Нужно хлопнуть себя по груди. Хлопни, брат, себя по груди.

Он хлопнул себя по груди кулаком, и я хлопнул.

— Вот так. Здоровья не теряй.

Никто меня не спрашивал, за что я сюда попал, хотя мне всех хотелось спросить.

Я отошел в сторону и еще раз хлопнул себя по груди.

Он заметил:

— Умный человек — совет повторил! Молодец — совет повторил! Разумный совет повторил «Антон около пекарни»!

Он подошел ко мне с картами в руках.

— Набрал однажды я пригоршню медяков на три рубля, — продолжал он, — кладу в карман и чувствую, меня клонит, клонит в одну сторону. Один бок другой перевешивает, брат. Так. Двое подкатили, понял? Ограбление средь дня. А я? Пригоршню медяков швырнул в рыло — ать — одному! Ать — другому! Самого гиганта можно свалить, пехлевана — р-рраз! Наповал! Ать! Ошарашил…

Дверь отворилась, его окликнули.

— Некогда мне! — заорал «Антон около пекарни». — Не хочу я сейчас домой, дайте с человеком поболтать!

— Давай, давай, Антоша, погода хорошая, — сказал милиционер в дверях.

— Тьфу! — сказал «Антон около пекарни». — Ну, я пошел… Здоровье не теряй, — сказал он мне возле дверей, хлопнув себя но груди кулаком.

Я сделал то же самое.

— Умный человек, — совет повторил, — сказал он.

Вскорости ушел за ним его партнер в карты. Ушел, протрезвившись, пьяница.

А я сидел.

— Кто здесь сидит? Кто здесь сидит? — разбудил меня откуда-то издалека тонюсенький голосок.

Опять не понял сразу, где я. Сплю на пиджаке. В углу… Голосок назойливо не прекращался.

Увидел решетку и хлопнул себя по груди.

Ухватился за решетку, подтянулся на руках.

Маленькая девочка стояла посреди двора, задрав кверху голову, и повторяла без конца: «Кто здесь сидит?»

— Я здесь сижу! — крикнул я.