Виктор Голявкин - Избранные

— Подумаешь! — сказал я.

— Агава цветет раз в жизни, — сказал экскурсовод, — листья агавы запекают, их едят…

— Про этот фильм в газетах писали, — сказала Ирка.

— Подумаешь! — сказал я.

Но самое нелепое было то, что я не видел фильма «Свистать всех наверх». Я даже не знал, что такой фильм вообще существует.

Взгляд мой на дощечке справа: «Дорогой друг! Перед тобой фисташка, требует особого ухода и внимания».

На дощечке слева стерты первые слова. Дальше читаю: «…останови того, кто этого не понимает». Чего не понимает? Останови того, кто ничего не понимает. Так лучше.

Слева, справа, сзади, спереди, на всех кустах, деревьях таблички по-латыни, номерки. Все растения с номерками и табличками.

— Вас ждет еще одно удовольствие, — говорит экскурсовод.

Ничего меня здесь не ждет.

— Обратите внимание на примулу, она расцветает перед извержением вулкана, является как бы сейсмографом.

Чепуха на постном масле, никакого вулкана здесь нет.

— Между прочим, я два раза смотрела «Свистать всех наверх», — сказала Ирка, — и нисколько об этом не жалею.

— Семейство кактусов… Опунция димовидия… Семейство кленовых.

Направляется в нашу сторону мужчина с фотоаппаратом. Останавливается и с улыбкой фотографирует женщину из нашей группы. Она улыбается в ответ и позирует. «Карточки ведь все равно не будет», — говорит она. «Непременно будет, чтоб мне пропасть!» — обещает он. Разговорчик у них пошел сразу будь здоров, как по маслу, без единой паузы, даже завидно.

ОН. В нашей группе механики, совпартслужащие и два планериста.

ОНА. А наша группа целиком состоит из текстильщиц.

ОН. Орехово-Зуево? Пардон, Конаково? Прошу прощения — Вышний Волочек?

ОНА. Ведь в точку попали, ой, надо же!

ОН. Я там был, прошу прощения, во время войны. В тысяча девятьсот… году наш батальон стоял, прошу прощения, в универмаге. Как вас зовут?

ОНА. Вам все скажи, все доложи.

ОН. Как же я вам карточку вручу, прошу прощения?

ОНА. Угадайте, как меня зовут, раз вы все отгадываете.

ОН. Отгадаю, прошу прощения, если вы меня не будете торопить.

ОНА. Кто же вас торопит в отпуску!

ОН. Маша? Саша? Галя? Валя? Оля? Маня? Аня?

ОНА. Алексей, скажи ему мое имя.

Медленно поворачивает свою крупную голову на бычьей шее Алексей. Оторвали его от кустов и деревьев. Отвлекли от редкой зелени. Что надо?

Стремительно удаляется. «Пардон — прошу прощения», не ожидал такого финала. Медленно поворачивается крупная голова Алексея на вечнозеленое, дикорастущее.

— Пройдемте в аллею пихт, — говорит экскурсовод.

Басит Алексей:

— А где лилии? Я люблю лилии…

Затопала экскурсия в аллею пихт…

Не желаю я в аллею пихт!

И не желаю в любви объясняться. Такие слова говорить — все равно что повеситься. Люблю, люблю, я вас люблю, никто вас не любит, не полюбит, вас могут разлюбить, а я не разлюблю, никто вас так любить не будет, моя любовь сильнее всех, «…я вас люблю, чего же боле, что я могу еще сказать…» Пусть она мне и объясняется, как у Александра Сергеевича Пушкина. С какой стати должен я ей в любви объясняться, а не она мне? Кто это придумал? Я должен ей шептать: «Люблю», а она мне в ответ: «Что вы сказали? Повторите, пожалуйста, я вас не слышала…» Адью фердибобель, как Штора выражался. Да и откуда я знать могу: люблю я ее или не люблю? Если она мне нравится, так Лена-артистка тоже нравится. И Сикстинская мадонна. Любовь, я считаю, — навеки. Как Ромео и Джульетта — полюбили друг друга и на тот свет отправились без всяких штучек. Вот это точно. А кто сто раз в любви клянется, а потом заявляет: я тебя разлюбил, прости, пожалуйста, — ничего себе любовь!

— Как может быть «Свистать всех наверх» плохой фильм, ели там идея любви! — вдруг сказала Ирка.

— А кто сказал, что плохой фильм? — спросил я.

— Ты сказал!

— Ничего я не говорил, пошли отсюда!

— Какая же это картина?! — возмутилась Ирка, когда я ее подвел к стене.

Мне показалось, она меня хочет ударить по щеке.

Я отошел подальше и совсем не к месту прочел свое единственное стихотворение, сочиненное на уроке арифметики:

Сзади меня совсем не Иркин голос спросил:

— Как фамилия?

Я обернулся.

Вот уж не ожидал я увидеть товарищей милиционеров! Как они появились? Дверь оставил раскрытой. Какая теперь разница.