Виктор Голявкин - Избранные

— Вот нервами и работаю. Эй, где ты там? — спросил он из кромешной темноты. — Ты не ушел?

— Я знаешь зачем к тебе явился? Тумбочка мне нужна для обуви.

— Да брось ты! — засмеялся он.

— А что смешного, если мне тумбочка для обуви понадобилась?

— Нет, ты серьезно? — спросил он.

— Вполне.

Что-то рядом свалилось и разбилось, потекло, мне на ногу закапало, — лучше уж не шевелиться в этой обстановке.

— Да стой ты там на месте со своей тумбочкой! — заорал он. — Разбил мне графин.

Но вздрогнул я оттого, что кто-то навалился на меня и сдавил с диким хохотом:

— Здорово я к тебе подкрался, сукин сын, будешь ко мне приставать со своей тумбочкой! Рад тебе, бродяга, ха-ха-ха! На хрена тебе тумбочка нужна?

Мы закрутились, завертелись, завозились — никак я от него не мог освободиться.

— Ну, складывать ботинки, туфли… — объяснил я, задыхаясь от щекотки, — что объяснять?

— Неужели у тебя в стенах шкафов нет? — грохотал он своим бесподобным голосом. — В любом новом доме шкафы в стенах. Закинь туда свои ботинки, и привет! Да не уминай ты так старательно стекла графина в пол… Где ты вообще тумбочки видел? У сапожников в будках? На кой она тебе сдалась, зачем тебе проход загромождать, если ты не сапожник?

— Какой проход?

— Куда ты ее ставить собираешься? Натыкаться, протискиваться и поминутно задевать?

— При чем тут задевать? Зачем протискиваться? Если мне понадобилась тумбочка, значит, мы с женой уже вопрос обсудили со всех сторон.

— Да ладно тебе, расскажи, как живешь?

Я случайно задел локтем дверь, и она приоткрылась.

— Во-во! — завопил он. — Выходим! Приоткрой, открой ее… о! Все! Светло, как днем! Давай настежь, давай! Раскрой настежь! Молодчик! Гений! Сейчас позвоним.

Он раздумал выходить, решил звонить монтеру. И как он звонил!

Сто слов в минуту. Автомат. Ракета. Атомный заряд. Спортсмен. Растущий кадр. Вот он, молодой, деловой работник Министерства торговли! Вот он, современный, энергичный директор! Но тумбочку почему он мне сразу не устроит? Или со своим размахом на мелочи не реагирует?

Лампочку нашли невероятной величины. Ее ввернули, и она грохнула — нет, этого не передать! На какой-то момент мы оглохли. Засыпались стеклом. Он даже не вспомнил «в меня бабахнули», а монтер свалился с табуретки.

— Вы в порядке там? — спросил его директор.

И монтер ответил, что на его фронте полный порядок.

И директор сказал:

— Вверните новую лампочку для полного порядка, только подождите, когда мы уйдем.

За тумбочкой, решил я.

Новый взрыв новой лампочки саданул меня в спину, и тумбочка моментально вылетела у меня из головы.

— Сын у меня вчера родился, — сказал он мне во дворе, а они мне портят настроение беспрерывной лампочной пальбой.

— Что же ты молчал?!

В окне его кабинета мы увидели наподобие вспышки магния, и свет погас теперь во всем магазине.

— А как же моя тумбочка?!

— Какая уж тумбочка, — сказал он, — света нет.

— А что я жене скажу'?

— Так и скажи.

Он стал хвалить сына.

— Да, твоему сыну, — поддержал я разговор, — предстоит жить в спокойные, безоблачные времена, все к этому идет…

— Сейчас неспокойно?

— Сейчас все же борьба… За мир…

— И он у меня будет бороться изо всех сил: мужик — во! Брось ты свою демагогию, старик! Какая жизнь без борьбы, очумел? Дорогу он себе пробьет, не волнуйся! На его долю хватит разных провокаций! А по этому поводу… — он подмигнул, — вокзальные рестораны привлекают быстротой обслуживания. Непосредственная связь с поездами способствует…

Но что нас там ждало…

Мы сели, заказали. Ничего. Сидим. Выходит тип на эстрадную площадку и гнусным голосом заявляет буквально следующее:

— Дамы и господа! Свэрхсупэрэкспрэсс на воздушных подушках пройдэт сэчас, к вашэму свэдэнию, чэрэз ресторан навылэт! Извэнитэ нэбольшой ляпсус с рэстораном, тэническиеэ расчэты подвэли ынжэнэрный коллэктив… Экспрэсс-супэртэпэр пройдэт сквозь это достопримэчатэльноэ зэркало навылэт в городок…

Что за галиматья!

— …Рэсторанных посэтитэлэй просым сэрэдыну зала освободыть, чтобы супэртэпэр не задэл вас огнэм своых турбын. Просым убэдытэльно отойты к стэнам тех, кто в сэрэдынэ, и захватыть с собой столы с эдой и пытьэм. Танцы прэкратыть на врэмя пуска ы нэ начынать посла прохода машыны в тэчениы нэсколькых сэкунд. Пол может рухнуть, но зэмля выдэржит, а стэны должны удэржаться по расчэтам авторытэтной комыссыы…

Черт знает что! Оказалось, иностранец, а может, и не иностранец, не то дипломат, а может, и не дипломат, не то инженер, а может, и не инженер, не то поднабрался, не то свихнулся, и выдал речь. Бог с ней, с речью, но вдруг наяву обдает нас паром и шипеньем! И вдобавок валится на нас зеркало. В ушах женский визг. Мы как раз в середине. И вот наклоняется на нас зеркало с отражением всего зала…