Джозеф Хеллер - Поправка за поправкой

— О чтоб меня! И это правда?

— Тут сказано, что правда. Судя по всему, он результат исследований и разработок Мило Миндербиндера из компании «МиМ. ПиП», и теперь тот предъявляет на него преимущественные права.

— Мило Миндербиндера я знаю. Мило Миндербиндера я знаю давно.

— Кроме того, наши разведслужбы сообщают, что, прежде чем капеллана посадили под стражу, он состоял в тесном контакте еще с одним человеком из «МиМ», Йоссарианом. Еще одним бывшим офицером воздушной армии, капитаном.

— Йоссарианом?

— Да, и теперь он регулярно проводит переговоры с женой капеллана. Правда, в интимные отношения они пока не вступили. Кроме нее, он ведет переговоры с дипломированной медицинской сестрой — возможно, и она причастна к этой истории. А есть еще бельгийский след. Во время их последнего разговора сестра сообщила Йоссариану: бельгиец начал глотать.

— Йоссариану? — повторил Чарли Стаббз. — Ты сказал, Йоссариану?

— Ты его знал? Назвать тебе его имя?

— Да Господи, много ли Йоссарианов на свете? Я знал Йоссариана, когда служил во время войны на Пьяносе — перед тем как меня перебросили на Тихий океан. Он летал на бомбардировщике, так? И был в то время малость чокнутым.

— Чокнутым?

— Во всяком случае, так все считали. Помнится, когда нас совсем припекло, я сказал кому-то, что, по-моему, он у нас один не сумасшедший, даром что псих.

— Он опасен?

— Не думаю. В нормальном состоянии — нет. Где ты держишь капеллана? Я и его, наверное, знаю.

— В подвале. С освинцованными стенами.

— И что ты с ним собираешься сделать?

— Ну, любое из наших контртеррористических развед-подразделений может, если до этого дойдет, с легкостью прихлопнуть его. Не исключено, однако, что он представляет большую ценность. Сам знаешь, с тяжелой водой у нас не все ладно. И с тритием тоже.

— Что еще за тритий?

— Газ, который мы из нее получаем, — так тут сказано. Он необходим нам для ядерных боеголовок. Мы найдем применение куче таких, как капеллан, если только он сможет научить их мочиться тяжелой водой. А пока не знаем, как с ним поступить. Йоссариана мы держим под круглосуточным наблюдением по сорок восемь часов в сутки — так тут сказано. Думаю, это означает, что двое наших людей наблюдают за ним по двадцать четыре часа в сутки.

— Или четверо наших людей по двенадцать часов в сутки.

— Да, не исключено, что и так. Это тоже получается — круглосуточно?

— Нет, Джордж.

— Йоссариан и жена капеллана ведут зашифрованные телефонные переговоры, делая вид, будто почти ничего об этом не знают.

— Может, стоит провести опрос общественного мнения?

— Наверное, это было бы самым разумным решением. Беда, однако, в том, что мы все еще хотим секретно держать капеллана у себя — на случай если нам придется его укокошить.

— Ты уверен, Джордж, что тебе так уж необходимо забирать этот доклад с собой точно похвальную грамоту? Все это смахивает на проблему, сильно запутанную. Вот и оставь ее твоему преемнику, пусть он с ней справляется.

— Куэйлу? Тоже верно. Дельце как раз по его уму.

— Политика, как говорится, кончается у самого края воды.

— А что это значит, Джордж?

— Не знаю, Чарли.

— Возможно, тут имеются в виду наши границы, то, что мы стараемся делать вид, будто едины в наших взглядах и, когда дело доходит до внешней политики, никаких разногласий не терпим.

— Забавная мысль, — сказал президент, все еще продолжавший упрямо держаться своего решения уйти в отставку. — Но при чем тут вода? На севере и юге границы у нас сухопутные. Как видишь, Чарли, я кое-что смыслю в истории.

— Это география, Джордж.

Трое мужчин плюхнулись в уютные кресла личной канцелярии президента США, каждый и выглядел, и ощущал себя бóльшим, чем в любой прошедший с кануна выборов миг, неудачником. Этими тремя были сам президент, его государственный секретарь и его же верный друг Чарли Стаббз.

— Ну, поскольку я все равно ухожу, это уже не важно. Так ведь? Сколько людей ожидает сегодня приема?

— Около дюжины. Лидеры обеих политических партий — двое из палаты, двое из сената, председатель и кое-кто из обоих национальных комитетов.

— Бог ты мой, вот уж не знал, что они меня так любят, — сказал президент Буш.

— Они тебя никак не любят, Джордж. Их пугает мысль о Куэйле. Мы считаем, что тебе следует принять их.