Джозеф Хеллер - Поправка за поправкой

— Черт, кто бы мог подумать? Входите, входите. Ради Бога, присаживайтесь. Ну как вы?

Капеллан послушно присел, на лице его появилось встревоженное выражение, и он негромко ответил:

— Я начинаю думать, что не очень хорошо… нет, возможно, не очень.

— Не хорошо? Тогда, значит, плохо, — заключил Йоссариан, испытывая к капеллану благодарность за то, что он того и гляди возьмет да и перейдет к сути дела. — Ладно, в таком случае скажите мне, капеллан, что привело вас ко мне.

— Беда, — просто ответил капеллан.

— Причина куда более уважительная, чем те, что называют другие мои посетители.

— Мне кажется, это серьезно. А я не могу понять, в чем дело.

Уразумев, что ни один из множества устрашающих визитеров, прибывавших в Кеношу с официальным заданием расспросить капеллана о его проблеме, не склонен, судя по всему, помочь ему понять, в чем она состоит, он вспомнил про Йоссариана и про закон о свободе информации. А затем, разузнав, как сложилась после войны жизнь Йоссариана, раздобыв его адрес и номер карточки социального страхования, приехал из Висконсина на Манхэттен, нашел его дом, и там уборщица гаитянского происхождения уведомила капеллана, что Йоссариан здесь больше не живет, и направила его к высотному многоквартирному дому в манхэттенском Вест-Сайде, где он узнал от одетого в униформу швейцара, что искать Йоссариана следует в больнице, в которую он несколько дней назад обратился с жалобами на бессонницу, кишечные колики, треморы, тошноту, знобливость и диарею, — все эти немочи постигли его, как только он услышал неутешительную новость о том, что президент Буш намерен подать в отставку, уступив свой пост Куэйлу.

Добравшись до двери, ведшей в палату Йоссариана, капеллан целую минуту простоял, ошеломленно вглядываясь в табличку на ней, в скупых словах сообщавшую, что посетители в палату не допускаются, а тех, кто нарушит это установление, пристрелят на месте.

— Да входите уже, — потребовала белокурая грузная медсестра, которая и привела его сюда. — Это у него шутки такие.

Вернувшись в Висконсин, капеллан провел дома не больше одного-двух дней, а затем на голову ему без какого-либо предупреждения свалился, чтобы схватить его, целый отряд дюжих секретных агентов в темных костюмах, белых рубашках с узенькими воротниками и неброских однотонных галстуках. Ордера на арест у них не имелось. Они сказали, что ордер им не требуется. Ордера на обыск не имелось тоже, но они все равно обыскали дом, а потом еще много раз возвращались, чтобы снова обыскать его от конька крыши до фундамента. По временам им сопутствовали команды техников со странными ранцами на спинах, в белых одеждах, перчатках и хирургических масках — техники брали пробы почвы, краски, древесины и воды. Соседи только диву давались.

Проблемой капеллана была тяжелая вода. Он ею мочился.

— Боюсь, это правда, — неделю спустя доверительно сообщил Йоссариану Леон Шумахер, получивший наконец из больничной лаборатории результаты анализа мочи. — Откуда у вас этот образец?

— От знакомого, который был у меня на прошлой неделе. Вы тогда заглянули в мою палату и увидели его.

— А он где его раздобыл?

— В собственном мочевом пузыре, полагаю. А что?

— Вы уверены?

— Как же я могу быть уверен? — ответил Йоссариан. — Он зашел в уборную, закрыл за собой дверь. Я за ним не подглядывал. Да и где он мог его раздобыть?

— В Гренобле. А еще вернее, в Джорджии или в Южной Каролине. Там большую ее часть и производят.

— Большую часть чего?

— Тяжелой воды.

— Какого дьявола это значит, Леон? — пожелал узнать Йоссариан. — Они там, внизу, абсолютно уверены? Ошибки быть не может?

— Судя по тому, что я прочитал в их отчете, ни малейшей. То, что она тяжелая, им стало ясно сразу. Чтобы поднять пипетку с ней, потребовались усилия двух мужчин. Еще бы они не были уверены! У него в каждой молекуле воды по дополнительному атому водорода сидит. Вам известно, сколько молекул содержится всего лишь в нескольких унциях? Ваш знакомый должен весить фунтов на пятьдесят больше, чем ему можно дать по виду.

— Послушайте, Леон, — сказал Йоссариан, наклонившись к нему и опасливо понизив голос. — Вы ведь сохраните это в тайне, правда?

— Конечно, сохраним. Мы же все-таки больница. Мы никому ничего не скажем, только федеральному правительству.

— Правительству? Так ведь оно-то его сильнее всего и донимает! Его-то он пуще всего и боится!

— Таков наш долг, Джон, — провозгласил Леон Шумахер с обычной сокрушенностью обладателя образцового врачебного такта. — Лаборатория послала образец в радиологию, чтобы та подтвердила его безопасность, а радиология обязана извещать обо всех случаях обнаружения подобных веществ комиссию по ядерному надзору и министерство энергетики. В мире нет ни одной страны, Джон, которая позволяет кому бы то ни было производить тяжелую воду без соответствующей лицензии, а этот малый по нескольку раз на дню производит ее целыми квартами. Дейтерий — это динамит, Джон.