Не возненавидеть их всех было весьма затруднительно.
— Они не голосуют, — заявил мэр, — потому что в избирательном бюллетене необходимо указывать адрес постоянного места жительства, а воспользоваться адресом кого-либо из своих друзей они не могут, потому что друзей у них нет.
— Лучший способ избавления от уличной преступности, — заявил кардинал, — состоит в том, чтобы избавиться от улиц.
— Лучший способ избавления от бедности, — заявила Оливия Мэксон, великосветская дама, прославившаяся главным образом частотой своего появления на знаменитых великосветских благотворительных приемах, — состоит в том, чтобы избавиться от бедняков.
— Вам следует слушать мою жену, когда она так говорит, — наставительно заявил Йоссариану ее муж, Кристофер, управлявший его деньгами.
— Вы можете верить моему мужу, когда он так говорит, — заявила его жена, — потому что, будь он дураком, не смог бы достигнуть того, чего достиг.
— Вы можете верить моей жене, когда она так говорит.
Таким был Нью-Йорк, «Большое яблоко», имперский город «Имперского штата», финансовое сердце, мозг и мускулатура страны, город, который оказывал величайшее, быть может, если, конечно, забыть о Лондоне, культурное воздействие на весь мир.
За всю жизнь, которую Йоссариан волей-неволей вспоминал очень часто: и в Риме времен войны, и на острове Пьяноса, и даже в разбомбленном Неаполе или на Сицилии, где он побывал во время Второй мировой войны как капитан военно-воздушных сил, — не доводилось ему наблюдать столь отвратительного, вопиющего убожества и мерзостности, какие ныне обступали его со всех сторон. Как не доводилось и наблюдать столь безрадостных сексуальных и иных социальных и профессиональных транзакций, каковые он видел, выглядывая из окна, совершавшимися десятками в любой час дня и ночи, — сделок между проститутками и их клиентами, продавцами наркоты и ее потребителями, полицейскими и их осведомителями, продавцами и скупщиками краденого. Ни с чем подобным, как Йоссариан цинично признался однажды своему младшему сыну, еще однажды, в больнице, своей новой подружке Мелиссе Веденмюллер и далеко не однажды своей стародавней подружке, не сталкивался он даже на тусклых и пышных благотворительных званых завтраках и торжественных обедах, которые Йоссариан посещал куда чаще, чем ему хотелось, в качестве посла доброй воли его компании и на которые его постоянно приглашали как единственного презентабельного служащего концерна «МиМ. ПиП».
И никто в этом не виноват. Кроме домовладельцев. Банки тут бессильны.
— Нас это не касается, — заявляли чиновники федерального правительства.
— Боже мой, что это?! — воскликнула Фрэнсис Бич, стародавняя подружка Йоссариана, когда они ехали в арендуемом ею лимузине с арендуемым ею водителем с очередного, состоявшегося в Нью-Йоркской публичной библиотеке безликого дневного приема.
— Автобусный вокзал.
— Для чего он?
— А ты как думаешь?
— Никогда не видела такого убожества.
— Ну да уж. Ты вот подумай: может, стоит устроить здесь следующий показ мод, который ты будешь спонсировать? Во все газеты попадешь.
— Ты это о чем?
— После того как замели моего сына, у меня появилось там несколько добрых друзей. Крепкие связи. А может, даже свадьбу сыграть? Настоящую большую свадьбу, а?
— Перестань шутить, пожалуйста. Великосветская свадьба на автобусном вокзале?
— По-моему, совсем неплохо. Ты же устраивала их в музее, в оперном театре. Вокзал гораздо живописнее.
— Ты, наверное, с ума сошел. Хотя вообще-то мысль интересная. О Господи! — Она вдруг резко выпрямилась. — Нет, ты посмотри на этих людей! Они кто, мужчины или женщины? И почему они делают это прямо на улице? Почему не откладывают до возвращения домой?
— Домов, дорогая моя Фрэнсис, — ответил Йоссариан, — у многих из них просто-напросто нет. А очереди в уборные на автовокзале слишком длинны. На часы пик места в них приходится заказывать загодя. Иначе на унитаз присесть не удастся. В ресторанах же и отелях в уборные, как то значится на их дверных табличках, допускаются лишь постоянные клиенты. Ты когда-нибудь замечала, Фрэнсис, что люди, которые отливают на улицах, обычно делают это подолгу?
— Нет, не замечала, — ледяным тоном отрезала Фрэнсис. — Ты так ожесточился в последнее время, — добавила она. — Раньше был куда веселее.
— Они уже и до Таймс-сквер добрались. Не желаешь полюбоваться?
— Я даже разговаривать о Таймс-сквер не желаю.
Читать дальше