Михаил Климов - Старый дом

Почему-то вот это ощущение Володиной доброты и, как сейчас модно говорить, «креативности» безумно радовало нашего героя.

И скорей всего, именно этот странный коктейль из отчаяния (надо объяснять почему?) и радости, из безысходности и надежды, из депрессивности и восторга и был точным портретом сегодняшнего состояния нашего героя.

И было еще что-то хорошее в этих его чувствованиях, какой-то еще компонент, но за всю ночь, за все свое бдение-бодрствование он так и не смог его точно почуять и определить…

Слава встал утром, помылся, почистил зубы, начал разогревать вчерашние пельмени…

И вдруг почувствовал, заметил, что напевает какую-то песенку…

Он, без слуха и голоса…

Он, в которого школьный приятель Витька Недельчик, окончивший музыкальную школу, начинал кидаться всякими не очень тяжелыми предметами, как только Прохоров начинал петь…

Он, которому Варвара под страхом смерти запретила даже рот открывать на эту тему, и пару раз этот страх едва не исполнился…

Он, который сам себе отменил раз и навсегда это занятие, и уже тому лет двадцать, как эта отмена работала безукоризненно…

И вдруг он напевал какую-то мелодию, страшно знакомую, хотя слов вспомнить не удалось ни одного…

Ура, мы ломим, гнутся гады…

Прохоров сел завтракать перед компом, еще раз прочел вчерашнее сообщение и вдруг обратил внимание на слова «умершего почти шестьдесят лет назад».

Потом понял, что Маринка тоже умерла много лет тому, что, скорей всего, это же случилось с Андрюшей и Анечкой…

Помолился за них…

Но настроение испортилось… Старик, переживший всех своих не только детей, что нечасто, но бывало, но и внуков…

Этакий курьез…

Потом все-таки нашел в себе силы, отогнал дурные мысли, от которых чуть не впал в полную депрессию опять, и решил разобраться со своими делами…

Их было немало…

Но и немного…

Когда-то по молодости в списке встреч и визитов на день у Прохорова могло стоять и десять и пятнадцать…

И сил хватало и времени… И все успевал…

А сейчас…

Три-четыре, и он уже все – выдохся…

Слава опять усилием воли отогнал от себя набегающую хандру.

Так, во-первых, связаться с Александром и отменить продажу его, Славиной квартиры.

Если он остается (а куда ему теперь деваться?), то квартира-то собственная ему нужна… Но пусть с документами все будет доведено до конца…

Во-вторых, найти Матвеича и решить вопрос с кирпичом.

Сделать это хотелось побыстрее, не из-за денег, конечно, а потому что видеть прекрасное произведение человеческого гения покалеченным и покореженным было тяжело и противно. При всех ее недостатках, Варвара, которая выбрасывала любую посуду, если у нее откололся даже самый краешек, была ему понятна.

А тут такое прекрасное и забавное изделие…

И подумав так о фаберовском кирпиче, Прохоров вдруг понял, что все-таки возвращается к жизни…

Просыпается антикварная жилка, это хорошо, должно же что-то в человеке не спать…

В-третьих, надо было придумать отмазку для Гороха, а если не придумается или не пройдет то, что придумано, понять, кому звонить и с какими словами…

В-четвертых, правильно было связаться с Упырем и, поскольку его, Прохорова отъезд отменился, попробовать переиграть всю историю. Потому что теперь подходил и обмен.

Или не надо звонить?

Кроме того, что это было не очень по правилам, раз они уже ударили по рукам, в наличии имелось еще ощущение удачной сделки, потому что кроме денег есть на свете кое-что еще. Чувство того, что поступил справедливо, не только сохранив библиотеку, но и устроив так, что она попала к правильному человеку…

Хотя и потерял Прохоров на этом несколько десятков тысяч долларов, но все же решил Упырю не звонить и к обмену не возвращаться…. Однако почему потерял? Деньги обещаны через полгода, будем терпеливо ждать…

Но Упырь вдруг именно в этот момент позвонил сам:

– Не уехал? – спросил он без всяких «здравствуй – до свидания».

– Нет… – озадаченно ответил Прохоров. – И не уеду…

– Тогда надо повидаться…

– Хорошо, заеду…

Чего это он? Может, сам хочет все переиграть назад?

Ладно, разберемся…

Что-то у меня было пятым пунктом? Ах, да…

Надо, наконец, отвезти деньги в банк.

Иначе, зачем он арендовал ячейку?

Да и хранить в этой стране бабло следовало не в рублях, а в валюте, и не в банке, на счету, а в наволочке или в ячейке. Потому что банк, как и рубль, мог в любую секунду рухнуть, а доллары и сейфовое хранение никакому такому риску подвергнуться не должны были…