Наталия Терентьева - Чистая речка

– Брусникина! – задержал меня Виктор Сергеевич, потому что я хотела отойти. – Деньги появились и появились – ниоткуда. Ясно? Мне лично деньги на другое нужны. Да и зачем мне всякие маленькие девочки, за которыми гоняются оголтелые детдомовские мачо? Как у тебя с ним?

– Никак, – спокойно ответила я, разглядывая Виктора Сергеевича. Странно, почему я раньше не замечала, что он такой симпатичный? Интересно, сколько все-таки ему лет? Может, спросить?

– Я так и думал, – засмеялся Виктор Сергеевич. – Жаль парня. Свернула ему башку и бросила, да?

Я тоже засмеялась. А что мне было сказать? И не сворачивала, и не бросала, а… как-то так вышло, помимо моей воли.

– В общем, трудно быть такой красивой, да, Русенька? – подытожил Виктор Сергеевич и подтолкнул меня к раздевалке. – Иди, давай, переодевайся, я штуку одну придумал в связи с последними событиями, будем сейчас пробовать. Танчик лихой такой, романтичный… Веселухин твой, если не перестанет ходить на танцы, будет в нем деревом.

– Деревом? – изумилась я.

– А кем же? – вздохнул Виктор Сергеевич. – Танцевать он не умеет и не скоро еще научится, а не занимать его – жестоко. Ходит, старается, у нас такое правило – раз ребенок ходит, его надо поощрять, в танцы ставить, чтобы стимул был. Пусть стоит на одном месте, раскачивается. Что ты смеешься? Иди, жестокая красотка, не смущай меня блеском своих коварных глаз… Так, все построились! – Виктор Сергеевич захлопал в ладоши, видя, что несколько пар крайне заинтересованных глаз наблюдают за нашим разговором. – И разминаемся! Засиделись на пятой точке, все кривые-перекошенные стоят! Спину выпрямили, семь, восемь… Начали!

В пятницу после уроков, когда мы ждали автобуса, чтобы ехать на обед, я услышала звук сообщения и прочитала:

«Брусникина, завтра суббота. Как насчет того, чтобы позаниматься с тренером дополнительно? Я придумал тебе сложное, красивое соло. Можем взять первое место в районе, если справишься. В три придешь?».

«У меня в три часа рисование».

«С трех и до…?»

«До пяти», – ответила я, размышляя, правильно ли я делаю, что сразу не говорю «нет». Хотя кто бы из наших девочек отказался от соло?

«Хорошо, я буду в зале. Приходи, не забудь танцевальную обувь. Веселухина с собой не бери, насчет дерева я передумал. Он даже не деревянный, а железобетонный, твой брошенный мальчик. Не гнется ни вправо ни влево. В любом случае для дерева соло нет».

Мне очень понравилось переписываться с Виктором Сергеевичем. Так я еще ни с кем не разговаривала. Я все это время думала о словах Серафимы, что Виктор Сергеевич встречался со всеми симпатичными учительницами нашей школы. Ведь она только учительниц имела в виду, не старшеклассниц же… Но у нас почти нет симпатичных училок. Все довольно толстые, кроме черчилки, но она психованная, а молодая вообще только одна, англичанка, но за ней часто приезжает муж… Не знаю. А если бы он встречался со старшеклассницами, уж об этом бы знала вся школа! Это невозможно утаить. Поселок большой, но все равно все друг друга знают. Ресторанов у нас теперь два и еще несколько кафе, но если кто-то с кем-то куда-то пойдет, обязательно встретит знакомых. Вот как мы встретились с Машей на рынке еще до того, как она пришла в наш класс. Поэтому Надежда Сергеевна и говорила про брехню по деревне.

Школа у нас одна, та, вторая, мажорная, – не в счет, там учатся дети очень богатых людей, которых у нас мало, и районной администрации. Говорят, там по три-четыре человека в классе, и учителя называют по имени-отчеству даже маленьких детей. Я в это верю.

Однажды мы гуляли по поселку и проходили мимо этой школы. В ней же есть и детский сад с бассейном и огромным огороженным парком. У ворот красивого нового двухэтажного здания с разноцветными окнами стояла большая белоснежная машина со значком, похожим на старинный герб. Я обратила внимание, что дверь машины открыта, а рядом стоит, склонившись, прилично одетый мужчина и что-то негромко говорит человеку, сидящему в машине.

Когда мы поравнялись с машиной, то услышали его слова: «Георгий Иваныч, прошу вас… Опоздали… на музыкальный класс… Георгий Иваныч, пойдемте!» В машине сидел совсем маленький мальчик, лет четырех-пяти, и играл на планшете. Он не обращал никакого внимания на своего шофера или гувернера, я не знаю точно, кто это был. На… слугу, так, наверно, правильнее сказать.

С той, другой жизнью, которой как будто и нет, мы не соприкасаемся никак. Если только случайно не видим ее краешек. Там, наверно, какие-то другие законы. Я настолько ничего об этом не знаю, что даже не могу сказать, хочу я туда или нет.