Эрик-Эмманюэль Шмитт - Другая судьба

– Криста! Иоганна!

Явились бледные секретарши.

– Полноте, не стоит так печалиться. Лучше такой уход, чем позор.

– Мой фюрер, мы только что получили телеграмму по поводу Муссолини.

– И что же?

– Он умер.

– А…

Гитлер был слишком занят собой, чтобы горевать. Ему хотелось свернуть разговор и не видеть скорбных лиц своих секретарш.

– А от чего?

– Он и его любовница, Клара Петаччи, были повешены – ужасным образом, вниз головой, – и чернь швыряла в них камни.

Гитлер содрогнулся. А что, если русские поступят так же с его останками? Нет, следует принять меры. Он объяснил растерянным секретаршам, что надо будет сжечь его и Еву Браун, как только они покончат с собой. Сжечь и бережно собрать их прах для грандиозного погребения, наверняка уготованного им в будущем. Но сжечь быстро. Во дворе тела, политые бензином, вспыхнут как спички! Он не потерпит надругательства над своим трупом! Меня не возьмут в плен ни живым, ни мертвым. Им не достанется даже маленькая частица меня.

В полночь в бункере состоялась церемония бракосочетания. Тронутая радостью Евы, сообщавшей всем, что у нее наконец-то будет брачная ночь, Криста подарила ей свой последний флакон пергидроля, чтобы Ева была блондинкой в своем красивом голубом платье.

Ева лучилась счастьем. Она всегда любила Адольфа Гитлера, но никогда не была уверена в ответном чувстве. Для нее эта свадьба была тому доказательством.

В сотрясаемом взрывами бункере, перед муниципальным советником в нацистской форме по фамилии Вагнер, Адольф Гитлер и Ева Браун обменялись клятвами в вечной верности. Потом ближайшее окружение поздравило новобрачных, открыли шампанское, нашлось печенье.

В четыре часа утра пришел Геббельс, очень взволнованный, с мокрым от слез лицом, и объявил, что привез в бункер свою жену и детей, которые последуют за ними в последний путь.

Гитлера глубоко тронул этот жест.

Он расцеловал шестерых маленьких «Г» – Гельгу, Гильду, Гельмута, Гольде, Гедду и Гейде, – которые ни о чем не подозревали и только удивлялись, что им, детям от четырех до двенадцати лет, разрешено не спать вместе со взрослыми. Гитлер немного поиграл и пошутил с ними, прежде чем удалиться. Идя в брачную опочивальню, он думал, что одинокий конец перекликался бы с «Риенци», с Евой он поднялся до «Тристана и Изольды», а теперь, когда прибавились «Г», возвысился до «Гибели богов».

Они с Евой предались супружеским утехам – насколько позволяла усталость. На сей раз Гитлер уснул без снотворного.

В семь часов его разбудило сомнение. А что, если ампулы с ядом не подействуют? Подделка, заговор?

Он разбудил Еву:

– Ева, мне надо удостовериться, что ампула, которую ты примешь, подействует. Представь, что будет, если…

Ева не понимала, что может быть хуже, но попыталась успокоить супруга.

– Ева, ты не понимаешь. Все лгут. Все обманывают. Все предают. Откуда мне знать, что ампулы с синильной кислотой, которые дал мне доктор Штумпфеггер, этот предатель, подействуют? Блонди! Да! Надо испытать на Блонди.

Он позвал собаку, которую обожал, – наверно, это существо он любил больше всех в этом мире, – велел своим людям держать ее, силой открыл ей пасть и раздавил ампулу с синильной кислотой между ее зубами.

Блонди тотчас рухнула замертво.

Волк, ее щенок, подошел и обнюхал мать, не понимая, почему она не шевелится. От тела исходил сильный запах миндаля, характерный для этого яда. Маленький Волк испуганно попятился и убежал, жалобно скуля.

Гитлер смотрел на все это, ни слова не говоря, потом ушел и закрылся в своем кабинете, чтобы никто не видел его слез.

Он решил дать себе еще этот день. В конце концов, может быть, Красная армия отступит? Может быть…

Его адъютанты пришли обсудить с ним положение дел: разгром был такой, что сказать Гитлеру было нечего.

Он лег, прошептав Еве Браун:

– Я дал нам с тобой еще один день, чтобы пробыть твоим мужем хотя бы двадцать четыре часа.

Ева Браун, всегда такая веселая, разрыдалась, и Гитлер поймал себя на том, что тоже плачет.

Назавтра ему сообщили по телефону, что советские солдаты могут дойти до садов рейхсканцелярии с минуты на минуту.

Гитлер надел форму, Ева – голубое свадебное платье, и он объявил, что они покончат с собой сегодня.

Он все-таки пожелал пообедать в час дня, как обычно, потому что был голоден. Когда подали салат, он вспомнил о Георге Эльзере, своем убийце, своем двойнике, среднем немце, заключенном в лагерь; он позвонил и приказал его казнить. Сделав это, он с аппетитом поел.