Вера Колочкова - Исповедь свекрови, или Урок Парацельса

Однажды Саша не удержалась-таки, спросила его в лоб, когда Наташки дома не было:

— Лева, а у тебя это надолго?

— Что надолго, мам?

— Ну, вот это все… — обвела рукой по разложенным на полу листам ватмана с какими-то непонятными иероглифами.

— Хм… Я не понял. Это ты про Наташку, что ли?

— Ну… да…

— А что такое, мам? Мне казалось, вы с ней поладили…

— А я со всеми стараюсь ладить, сынок, как ты успел заметить. С кем ты женихаешься, с теми и ладить стараюсь. Уж как умею, как могу.

— Да, мам. Ты у меня классная.

— Ага… Как та рыба, которая сама себя из пруда выловила, сама себя почистила, на сковородке поджарила и на тарелочку уложилась. Ели рыбу, ели, хвалили — такая классная… А косточки потом выбросили.

— Это ты к чему? Не понял твоих аллегорий. Ты что-то против Наташки имеешь, да? Так это ты зря, мам… Знаешь, я иногда смотрю на вас на обеих и думаю — до чего ж вы похожи… Ведь вы очень похожи, мам, и по характеру, и по темпераменту, и даже внешне! Наташка такая же — вещь в себе, своим внутренним миром питается. Иногда такие перлы выдает, что…

— Мне неинтересно, сынок, какие она выдает перлы. Я тебе конкретный вопрос задала — у тебя это надолго или как? К чему мне готовиться?

И сама чувствовала — понесло. Рыба не захотела на раскаленную сковородку укладываться, наддала хвостом, выскользнула из рук. И задрожало слезно внутри, захлюпало в носу, пошло голосом в плаксивую высокую ноту:

— Я не могу так больше, сынок, не могу… Я не знаю, мне не привыкнуть… Мне очень трудно, понимаешь ты или нет?!

— Мам, что ты…

— Да ничего! Говорю же тебе — не могу больше! Устала!

Как назло, хлопнула дверь, звякнул металлом велосипед. Наташка пришла. Лева растерянно моргнул, развел руки в стороны, а Саша застыла на слезном вдохе. Испугалась предстоящей сцены-неловкости. Опустила голову, быстро прошла на кухню, даже не глянув на Наташку. Открутив кран с холодной водой, торопливо плеснула себе в лицо. Потрогала щеки — горят… Фу, как неловко, нехорошо все, неправильно! Валерьянки накапать, что ли?

Лева пришел за ней на кухню, сел за стол, стал смотреть, как она возится с каплями. Вздохнул тяжело.

— Где она? — спросила Саша тихо, мотнув головой в сторону кухонного проема.

— В нашу комнату ушла. Спросила, что с тобой. А я не знаю, что с тобой, мам… Ну чего ты, в самом деле?

— Да не знаю я, Лева… Объясняю же тебе — тяжело мне. Не знаю, может, я уже привыкла жить одна… Что мне теперь, квартиру менять? Нет, я бы разменяла, не вопрос! Но конкретно для тебя бы разменяла, для одного! А так… Ты ведь опять отдашь! Она забеременеет, и ты отдашь! Где я на тебя столько квартир напасусь? И сколько можно вообще… Тебе уже двадцать шесть лет… Взрослый мужик, а мать должна…

Наверное, все это было ужасно, то, что она говорила. Но ведь говорила же. А главное, все это было неправдой. Потому что она не хотела, не хотела это говорить! Наверное, накопившаяся неврастения последних дней вывернула все наизнанку. А на самом деле она не хотела…

Резкий голос Левы прозвучал сквозь этот ужас, как звук пощечины:

— Хватит, мама, я понял! Все, мы уходим! Прямо сейчас уходим! Я понял, все, больше не надо!

Подскочил пружиной, шагнул к выходу, крикнул в сторону комнаты, где затаилась виновница их ссоры:

— Наташка, собирайся, мы уходим! Будем квартиру искать! А пока у Егора с Дашкой в студии перекантуемся! Ничего, найдем! Комнату, угол, сарай, шалаш в лесу, дупло в дереве! Собирайся!

Она пошла за ним, как сомнамбула, протягивая руки и приговаривая слезно:

— Погоди, Лева… Я не хотела… Да погоди, зачем ты так…

В узком коридорчике увидела, как Лева открыл дверь в комнату, как мелькнуло на миг лицо Наташки — разъяренное, как у голодной лисицы. Никогда у нее такого лица не видела. И осела на корточки у стены, обхватив руками голову — да что ж это такое, господи…

Нет, она не хотела подслушивать. Само так получилось. Просто почему-то открылась в комнате дверь… От сквозняка, наверное. И голос Наташки выплеснулся наружу. Отрывистый, злой.

— …Что значит, не понимаешь свою мать! Значит, дурак, если не понимаешь! И я тоже хороша, идиотка… Она же воспитанная, она себя в кулаке держит и не умеет, чтобы напролом… Чтобы говорить как есть… Почему я это понимаю, а ты нет, Лева? Да, у нее накопилось, да, ей тяжело! Это нормально, Лёв! Мы сами с тобой дураки, дальше своего либидо не видим! Нам хорошо, а окружающее нас не волнует! И окружающие тоже! Это же стыдно, Лёв, это же… Ну, я не знаю, какой чистоплюйский эгоцентризм!