Вера Колочкова - Исповедь свекрови, или Урок Парацельса

Наташка выглянула из кухни с чашкой в руках, улыбнулась довольно:

— Правда, классный у меня велик, Александра Борисовна? Хотите, дам прокатиться?

— Нет, спасибо. А ты, значит, вот так… На велике…

— Ага. Терпеть не могу общественный транспорт. Да мне и машину никогда не хотелось водить. Сидишь в ней, как пленница-Дюймовочка, запертая в железном бутоне… А тут! На велике! Красота же! Мчишься себе, ветер голову обдувает, никаких пробок, никакой урбанистической неврастении… Не люблю зависеть от навязанных правил и чужих оценок! Свободу люблю!

— М-м… Понятно. А Лева где?

— Не знаю. В пробке стоит, наверное. По крайней мере, когда ему звонила час назад, еще стоял. А он вам нужен зачем-то?

— Ну… В общем…

Странный вопрос. Прямо в тупик своим вопросом поставила. Действительно, зачем матери сын нужен? И вовсе не нужен… И мать сыну не нужна…

На этом фоне и потекла их дальнейшая несуразная жизнь. Да, несуразная. А как еще такую жизнь можно назвать? Когда не живешь, а прячешься, как партизан на оккупированной территории. Вроде и знаешь, что по родной земле ходишь, где родился да крестился, но голову в плечи все равно поневоле утягиваешь — как бы себя перед немцем не обнаружить… И отношения своего к захватчику не показать, и мыслей раздраженных, и жестов.

Хотя попробуй, не обнаружь, когда тебя из твоего привычного созерцательного состояния то и дело вытаскивают и хрясь, хрясь по морде! То велосипедом в прихожей, то разложенными по всей гостиной листами ватмана, то заляпанной разводами краски раковиной! Хотя и не в этом даже дело, по большому счету… Все это ерунда, стерпеть можно. Дело в другом…

Дело в том, что не принимает домашняя территория чужака. Ни физическая ее составляющая, ни духовная. Потому что на этой территории свои тропинки протоптаны, свои привычки укоренились. Можно сказать, неколебимые. Попробуй сдвинь. Здесь каждая вещь на своем месте лежит, каждая чашка на кухонной полке свое место имеет. И никак иначе. А Наташка все делает не так! И все — походя! Нет, понятно, что отчета себе не отдает и не думает даже ни о каком отчете, но раздражает же…

А самое противное, что внешне все выглядит сплошной идиллией, смотрел бы со стороны да умилялся. По утрам Лева с Наташкой приветливо здороваются, и Саша так же — приветливо, не кукситься же на них своим внутренним раздражением. Хотя, говорят, это неправильно, это вроде как лицемерие. Надо кукситься, если очень хочется. Нельзя в себе держать, потом еще хуже будет. Да, надо… Но разве через себя переступишь? Через воспитание, через годы, через привычку к обязаловке-вежливости? Если уж натура отравлена этим ядом, глупо думать, что доза его была изначально неправильной, слишком большой по правилу Парацельса…

Наверное, она хорошая девочка, эта Наташка. И талантливая, как Лева говорит. Но ей-то от этого не легче! Она ж со своим талантом все пространство вокруг себя захватила! И ведет себя так, будто ее, как личности, тоже проживающей на этой территории, вообще не существует! Даже когда разговаривает о чем-то конкретном, будто в упор не видит, а думает о своем. Глаза светлые становятся, дымчатые, и улыбка блуждающая на губах — ах, извините-простите, я здесь и сейчас в данный момент не присус-с-вую… Я там, вся внутри, вся в себе…

Как жить с человеком, который тебя в упор не видит? Который с тобой разговаривает, а на самом деле не присус-с-вует? А?

Однажды вдруг явилась со своим велосипедом — целый пакет продуктов приволокла. Бухнула на стол, деловито начала выкладывать пакеты, банки и баночки в холодильник. А у Саши тут же отвратительно меркантильная мыслишка в голове задребезжала — это что же, она уже и до Левиной зарплаты добралась? Иначе откуда столько покупок, далеко не самых дешевых — семга, икра, огромный кусок «Рокфора»…

А Наташка вдруг обернулась, глянула удивленно, будто услышала ее мысленное хулиганство, проговорила тихо:

— А у меня сегодня халтурка нечаянная образовалась, Александра Борисовна… Вот, решила запасы пополнить… Хотя я совсем в продуктах не разбираюсь, я глазами покупала! Все не то купила, все неправильное, да?

Конечно, ей стыдно стало. Мыслишка поганая про «Левину зарплату» скукожилась, уползла в тень. Но совсем-таки не исчезла, пришептывала оттуда, из тени — погоди, мол, не вечер еще… Не добралась, так доберется. Не хитростью, так затуманенным взором свое возьмет. Ведь как-то сумела она Леву этим затуманенным взором обаять вусмерть? И вообще, очень хотелось бы знать — надолго она здесь задержится? Может, перезимует, как перелетная птица, и улетит в свое талантливое космическое пространство? Чего ей тут?.. Они с Левой люди обыкновенные…