Потом на него обратили внимание двое футболистов, они подтолкнули друг друга локтями и что-то крикнули остальным, перекрывая шум радио. Радиокомментатор называл имена игроков, владевших мячом, публика неистовствовала, изрыгала волны ярости, учитель шел прямо в бушующую толпу, и вдруг несколько футболистов, стоящих на краю тротуара, закричали: «Да вот же он! Эй, подонок!», и все отпрянули назад, образовав полукруг у входа. Учитель сделал строгое лицо, как на площадке для игр, и хотел переступить через порог, и тут вдруг позади коренастого мужчины в тренировочном костюме увидел низкий открытый спортивный автомобиль Алесандры Хармедам и при мысли, что она может ждать его в трактире, остановился как вкопанный. Вдоль шеренги футболистов он двинулся к боковому входу, надеясь незаметно проскользнуть в свою комнату (Свою комнату! Где ему ничего не принадлежало! Где он провел две ночи!), и вдруг прямо перед ним возник Спранге, крепко держащий за руку мальчика. Скульптор тихо и настойчиво говорил мальчику, что никто не причинит ему зла, если он, не оказывая сопротивления, пойдет вместе с ним в замок. Мальчик с открытым ртом — то ли от удивления, то ли оттого, что у него была вывихнута челюсть, — показался учителю меньше ростом, он покорно повис на Спранге, когда тот потащил его вперед, и неожиданно встал перед учителем, как пощечина, как мысль — яркая вспышка боли, и учитель мог бы двинуть Верзеле в скулу, чтобы челюсть с треском встала на положенное место.
После тягостного прощания с Сандрой учитель чувствовал взвинченность, дрожь во всем теле — как пьяный.
— Полегче, eher ami [95] Дружище (франц.).
, — сказал он Спранге.
Окруженные мужчинами деревни — поскольку со всех улиц стекались все новые молчаливые группы, которые вплоть до этого триумфального момента стояли в настороженном ожидании, — все трое направились к спортивной машине, из-за руля которой выскочил светловолосый футболист и тут же дал стрекача, как только его обложил как следует коренастый спортсмен в тренировочном костюме. В тусклом свете фонарей, скрестив руки, стоял трактирщик, пунцовый и потный, он разговаривал с деревенским полицейским; когда они, окруженные толпой, приблизились, он поднял руку, словно уличный регулировщик, и громким голосом возвестил, дабы его услышала вся деревня, что все замечательно, но этот номер не пройдет. Эти двое, заявил он, еще не уплатили ему по счету. Спранге не слушал его и, нахмурив лоб, изучал крыло автомобиля, заметив на нем не то пятно, не то вмятину.
— Эй, Спранге, я с тобой говорю, — сказал трактирщик.
Спранге выпрямился и сделал странный жест: как будто желая отпихнуть его бедром, дернулся нижней частью тела — так в маленьком цирке, колесящем по нашей провинции, доисторический клоун выражает свое неудовольствие за спиной усыпанного блестками, напудренного помощника фокусника — Гастон, заставляющий безудержно хохотать наших детишек, а юных девиц, скромно потупив глазки, лизать свое розовое мороженое, — с ловкостью, которую трудно было ожидать от его массивной фигуры, перепрыгнул через обтекаемую дверцу и уселся за руль. Жандарм, подняв на уровень груди резиновую дубинку, от удара которой бывают внутренние кровоизлияния, преградил учителю дорогу и придержал его, окруженного деревенскими жителями, на расстоянии. Тусклый свет двух уличных фонарей, свечение витрины бакалейной лавки и неоновой вывески кафе напомнили учителю, вписанному в жуткую картину, иллюстрацию из немецкого учебника его отца: Вильгельм Телль [96] Вильгельм Телль — охотник из кантона Ури (XIV в.), легендарный герой швейцарских народных сказаний. Когда Вильгельм Телль отказался приветствовать шляпу габсбургского наместника Гесслера, висящую на шесте, Гесслер приказал схватить Телля, а затем заставил его сбить стрелой яблоко с головы собственного сына. Телль с блеском выдержал это испытание, но затем убил наместника, и это послужило началом всенародной борьбы за свободу Швейцарии.
меж скал, усыпанных эдельвейсами, призывает горных жителей. И призыв действительно раздался: трактирщик возопил, обращаясь к футболистам и бюргерам, что замок снова пошел против деревни, доколе все это будет продолжаться, снова преступник избегает наказания, кто они в конце концов: рабы или мужчины? Но его клич — слишком патетический, слишком цветистый — был встречен неодобрительным ропотом, спортивная машина из замка явно производила на них более сильное, более действенное впечатление, трактирщик почувствовал это, его голос сник, перешел в невнятное бормотание, птичью трель, вздох.
Читать дальше