Хюго Клаус - Избранное - Сборник

— Ты должен встать, — сказал священник, — попытайся, тебе нельзя здесь оставаться. Ни при каких обстоятельствах.

Он потянул учителя за руку.

— Я не могу.

Священник опустился на колени и, протянув руки в темный, узкий собачий ящик, стал массировать затылок и плечо учителю, громко захохотавшему, когда и мальчик начал дергать его за ноги.

— Вот так-то будет лучше, — сказал священник.

Учитель думал: «Все они — и Сандра, и эти двое пахнущие ладаном, и Фредин, когда стемнеет, и даже Граббе — влезают мне под кожу, сам же я никого не трогаю», и он почувствовал, как вернувшееся доверие расправило его члены, высокий и просторный купол церкви больше не пугал его, когда снаружи громко вскрикнула девушка или мужчина с необычайно высоким голосом. В тот же миг одно из оконцев разлетелось вдребезги, камень загрохотал по деревянным скамьям, по изразцам.

— Чтоб вам всем ни дна ни покрышки! — взревел священник и, подхватив полы своей рясы, помчался к порталу; он рывком распахнул дверь и на местном диалекте изверг проклятия на церковную площадь. При свете свечи учитель на четвереньках выполз из-под кафедры на гладкий каменный пол. Мальчик с несгибаемым упорством помог ему подняться, и вот уже учитель сидит, откинувшись на стуле с прибитой дощечкой: Нотариус Феркест. Рядом с ним — раскрашенный рельеф: вторая остановка на крестном пути.

Покачивая головой, к ним шел священник.

— Невероятно, — бормотал он. — Ну как дела? Получше? Скорее всего, это артрит, у моего брата тоже было нечто в этом роде.

— Да что там, — сказал мальчик, — это просто от страха. Он так струхнул, что у него…

— Тс-с. Тише.

Они увидели, как по церкви, судорожно всхлипывая, все с той же шваброй и бутылкой молока в руках ковыляет старуха, отгонявшая учителя от боковой двери. Заметив их, она заголосила:

— Господин капеллан, как же можно допустить такое? Это все он, все он виноват. Да, твоя вина, бандит, — выкрикнула она пронзительно, когда учитель попытался что-то сказать. — Скоро они разнесут всю церковь, социалисты проклятые!

— Я пришлю вам чек, — сказал учитель, обращаясь к трактирщику, к Сандре, к капеллану.

— На сколько? — Старуха пустила слюну. — Ты хоть представляешь, сколько это стоит?

— Оставь нас в покое, Джаннеке, — сказал капеллан. Истекая слюной, она начала передвигать стулья, инспектируя все царапины, со всех сторон оглядела камень. У учителя застучали зубы, он подсунул кулак под подбородок, рука тоже затряслась.

— Человек человеку волк, — сказал капеллан.

Учитель хотел было ему ответить, но не проронил ни звука, он думал: «В чаше для причастия наверняка должно быть вино, меня мучает жажда».

Мальчик нервно зевнул.

— Неужели их ничему не научили все ужасы этих последних лет, — сказал капеллан, и его голос был угрюмым, старым, расслабленным. Двое евангелистов за его спиной поддерживали проповедническую кафедру, учитель думал: «Если б можно было остаться здесь жить, пока не стану седым и скрюченным стариком, петь молитвы, отдыхать, желать всем блага. Желания тела и души растают как дым, я буду смотреть на одно-единственное изображение, молиться, довольствоваться всем, доверяться ближнему». Он встал.

— Святой отец, — обратился он к пастору, — нельзя ли нам (ему, безымянному рассказчику, и его мальчику-пройдохе) переночевать здесь?

— Нет, — ответил капеллан.

— Никто не станет здесь на меня охотиться. Церковь — святое место.

— Кому ты это рассказываешь, — небрежно отмахнулся священник.

Учитель взял его теплые сухие руки в свои и сказал, что обязательно вышлет ему чек, капеллан только должен назвать сумму.

— Это обойдется не меньше, чем в сорок тысяч франков, скажите ему! — взвизгнула старая служительница.

— Тебя что, бешеная собака укусила? — нахамил учителю мальчик.

Капеллан наморщил лоб, прикидывая, и пробормотал:

— Да, что-то в этом роде. Около сорока. Сами видите. Позвоните нам в ближайшие дни.

Он направился впереди всех за алтарь. Пока учитель и мальчик блуждали меж церковных одеяний, книг, кружев и холстов, ящиков для пожертвований, молельных скамеечек, подсвечников, ведер для святой воды и алебард, пастор выглянул наружу, исчез, снова возник из неуклонно сгущавшейся тьмы, прошептал:

— Все спокойно.

— Проверьте еще раз с правой стороны, — сказал мальчик.

— Да нет же, дружок, улица пуста, они стоят перед главным входом.

Капеллан нарисовал большим пальцем крестик на лбу мальчика и бросил «До скорого» учителю, остановившемуся в дверном проеме, на фоне сумеречного неба.