Хюго Клаус - Избранное - Сборник

В одном из садиков похожий на Петера мальчишка в черных штанах и длинных черных чулках играл с деревянным ружьем.

— Как будто я виноват, что ей все вырезали внутри, — сказал отец, когда они переходили площадь.

Когда они зашагали по песчаной проселочной дороге с глубокими неровными колеями, Петер выпустил потную отцовскую руку и пошел с ним рядом. Весна, а уже довольно жарко.

— В этих местах я много фотографировал когда-то, — сказал отец, — теперь тут все иначе.

— Дороги тогда еще не было? — допытывался Петер.

— Да нет, была.

— А это поле? Эти дома? И черепичная фабрика?

На каждый новый вопрос отец только покачивал головой, по всему видно было, что он уже совсем успокоился.

— Все как и прежде, хотя и появилось много нового, — ответил он.

А Петер думал: «Вот уже весна, потом наступит лето, придет осень, а за ней и зима. Скоро, может, уже через год, люди затопчут эту колею, земля станет твердой, как камень, и по ней будут ездить другие машины и велосипеды. Может, это хотел сказать отец? Как знать…»

Он внимательно посмотрел на отца, на его лицо с правильным тонким носом. Странно, что отец уже бывал прежде в этих местах. Наверно, и он, Петер, через несколько лет придет сюда и скажет: «Теперь тут все иначе». Только отца уже не будет рядом.

— С кем ты был здесь? — спросил он.

— С твоей матерью, — ответил отец. — А еще раньше — с мальчишками из нашего класса. Мы носились наперегонки отсюда и до самого моста, а наши сестры стояли вот тут и хлопали в ладоши. Мы рвали в поле толстые травянистые стебли, делали из них свистки и свистели вечером в спальне.

— И вам это разрешали?

— Да нет, конечно. Наутро наказывали всех до единого. Но мы все равно опять принимались за свое.

— Хотел бы я пожить в пансионе, — сказал Петер.

Отец сорвал стебелек, надкусил его и попробовал свистнуть, но у него ничего не получилось.

— А на вкус точь-в-точь такой же, как тогда, — сказал он.

— Интересно, да? — Петер улыбнулся отцу и взял его за руку, ставшую совсем влажной.

Ему захотелось вот так, вдвоем, уйти далеко-далеко, и, завидев вдали серый мост, он спросил:

— Перейдем на ту сторону?

— Можно съездить и в Херент на автобусе.

Петер вцепился в отцовскую руку. Вопрос засел в самой глубине его существа, он терзал его и требовал выхода. «Это впервые в моей жизни», — подумал он.

— И мы больше не вернемся домой? — спросил он сдавленным голосом.

Двое полицейских на велосипедах ехали им навстречу.

— Никогда, — ответил отец с улыбкой.

— Полицейские, — указал на них Петер и подумал: «А ведь я не попрощался с мамой, когда мы вышли из дому, на темной лестнице было очень тихо и в комнате ни звука, такая тишина стояла, когда отец, словно большой капитан, вынырнул из-за двери, не выкрикнув, как обычно: „Потаскуха!“ или „Сука!“, перед захлопнувшейся дверью. А что, если полицейские приехали арестовать его? Но откуда им стало известно, что мы здесь?»

Двое на велосипедах были уже совсем близко, на плотно облегающих мундирах поблескивали металлические пуговицы, Петер ощупал взглядом глянцевые ремни, пистолеты в кожаной кобуре.

Тот, что ехал впереди, — он был пониже ростом, бледный и прыщавый — крикнул (чересчур громко, ведь он был всего в двух шагах): «Эй, вы!» — и помахал рукой. «Что здесь происходит?» — спросил бледнолицый. Оба они остановились и, подавшись вперед, придерживали велосипеды согнутыми коленями. У того, что стоял справа, вид был довольно мрачный, его напарник в очках казался дружелюбнее.

— Да ничего, просто гуляем, — ответил отец.

Полицейские переглянулись, очкастый подвигал взад-вперед свой велосипед, словно ему вдруг приспичило отлучиться по нужде, велосипедная рама казалась диковинным никелированным отростком его тела.

— Вы кто такой? — спросил тот, что был справа.

— Я Херарт Аартс, — ответил отец.

— Что ты тут делаешь?

— Гуляю с Петером.

— Это ты Петер? — спросил очкастый.

— Да, мой сын, — сказал отец.

— Значит, он твой отец? — снова спросил очкастый.

Петер кивнул.

Полицейские снова переглянулись, тот, что был справа, уселся на свой велосипед.

— Все в порядке, — бросил он, — можете и дальше преспокойно гулять. Поехали, шеф.

— Прошу прощения, менеер Аартс, — сказал старший, поднося руку к козырьку фуражки, под которым блестели очки в тонкой серебристой оправе, и улыбнулся, — поймите, мы должны следить за порядком.

— Что это они? — спросил Петер, когда они прошли еще немного (правда, не по мосту, как предлагал отец).