Татьяна Лисицына - Цветок на ветру (СИ)

— Да нет, даже в институт поступили.

— Вот именно для них, между прочим заметь. Мне этот институт не нужен, мне лучше навоз убирать за любимыми лошадками, чем в начертательной геометрии разбираться. Так какого же черта они не могут принимать нас такими, какие мы есть?

— Не знаю, но мне почему-то их всех жалко. И бабушку, и маму.

— А дедушку тебе не жалко? Как он живет с такой женщиной, как Евгения Леонтьевна? У него и на работе нервотрепка, и дома.

— Ну, ты знаешь, он очень любит бабушку, переживает, что ее в больницу положили, чуть не плачет в трубку. А мама боится, что у него инфаркт будет, у него сердце слабое.

— Ладно, позвони мне, когда узнаешь, что там с бабушкой, — сказала Марьяна. — Я знаю, ты у нас добрая, всех жалеешь, всех любишь.

Зоя позвонила Марьяне через час:

— У нее рак, Марьяна, — она всхлипнула.

— Да не может этого быть! — воскликнула Марьяна.

— Да, это точно, — она снова всхлипнула, пытаясь не расплакаться, — Ей жить осталось несколько месяцев, и она вряд ли выйдет из больницы. Я не могу поверить, она всегда была такой энергичной, а теперь не может встать с постели.

— Успокойся, пожалуйста. Ты одна дома или с мамой?

— Нет, они уехали в больницу, а меня не взяли, говорят, что к раковым больным нельзя.

— Я иду к тебе.

Евгения Леонтьевна умерла через два месяца, у нее оказалась саркома. Зоя все это время жила одна, мама переехала к дедушке, оттуда было ближе к больнице, да и за дедушкой, который был убит горем, требовался уход. Он покинул пост управляющего трестом, потому что не мог больше сосредоточиться на работе и взял отпуск. Все свободное время проводил в больнице. Он был очень привязан к жене, несмотря на ее сложный характер. Она была его первой и единственной любовью на протяжении почти полувека, и он совершенно не представлял, как будет жить без нее. Зоя ходила сама не своя, и все время думала о бабушке. И как часто бывает, теперь уже вспоминала только хорошее. Но все это время с ней были ее друзья — Марьяна, которая переехала к ней и верный друг Юра, которому даже иногда удавалось ее развеселить. Они очень подружились за это время, и Юра уже даже подумывал, что наконец признается, что любит ее. Но пока он выбирал момент, Зоя начала встречаться с Русланом.

Предметы в техническом институте были сложными, но Зоя и Марьяна справлялись со всем на удивление легко, теперь у них появился стимул учиться — в институте тем, кто сдавал на четыре и пять, платили повышенную стипендию. Но на втором курсе началось черчение, и девушки всерьез засомневались, что этот предмет им удастся одолеть. Проекции точек и сложные фигуры вызывали у них полное непонимание. К сожалению, у них, как и у многих особ женского пола, начисто отсутствовало пространственное воображение, а без него невозможно было выполнить ни одного чертежа. Ребята из группы их жалели и по очереди выполняли за них задания. Как-то раз Зоя рискнула обратиться к единственному, кто еще не помогал ей, к Руслану. Руслан больше не предпринимал никаких попыток ухаживать за ней, и только иногда она ловила на себе грустный взгляд его карих больших глаз.

— Руслан, — обратилась она к нему после черчения, — не мог бы ты мне помочь с этим. Она положила на его доску задание. — Я бы не просила тебя, если бы могла с этим разобраться сама, но я не представляю, как это может выглядеть в разрезе, и не знаю, как начертить вид сбоку и сверху, — она опустила глаза. — Зря я выбрала этот институт.

— Да ладно тебе, — он посмотрел на Зою. — Я помогу.

— Спасибо, я тебе так благодарна.

— Да, — хмыкнул он, — Когда сделаю, у тебя будет возможность доказать это мне.

Зоя поторопилась отойти. Пусть даже не надеется.

Через несколько дней он принес ей чертеж и, помахивая свернутым в трубочку ватманом, сказал:

— Теперь ты мне должна. Никуда не убегай после занятий.

Все лекции Зоя думала, какую плату он от нее потребует за этот дурацкий чертеж. И зачем только она его попросила? Другие ребята просто так помогали, а этот в должники ее записал.

После лекции он крепко ухватил ее за локоть.

— Ну что, пошли?

— Куда?

— Потом узнаешь, — загадочно сказал он, и Зоя обратила внимание, что он приоделся. Синяя рубашка и черные брюки ему шли больше.

Так разговаривая, они доехали до «Пушкинской», и подошли к кинотеатру «Россия».

— Ты видела «Вокзал для двоих»? — спросил он, не выпуская ее руки, за которую держал ее от института.

— Нет.