Вера Галактионова - Спящие от печали (сборник)

– Мир, – баял, – стоит до рати. А рать – до мира. Вот, до мира пускай городки нас прячут. Не в первай раз.

Ну, люди-то – все тожа: сразу раскусили. Чай, не дураки.

– Э-э-э! Дело знакомо! – сразу раскусили. – Эт ведь, как при Никоне, опять хотят, чтоб мы друг дружку ба – били! Старо дело-то – в которай раз затёвают! Антихристово.

– Ну уж нет! – сказали. – Сызнова под землю пора.

– Правильно! – сказали. – А дальше – там развиднется.

И тятенька дома за ужином эдак же нам строго всем наказал:

– Погибать будем, а русску кровь – ничью не прольём! Грех. И в заводе у нас этого не было и – не будет!

И уходило нас в городки, в пещеры, гляди-ка, до тыщи ажно мужиков: ище, знашь, из другех сёл прибегали кой-которы и от вербовки всякой, белой-красной, скрывались…

Бабёнки сё еду нам таскали. Семь вёрст, знашь, лесом в ночь украдкой бёгут, да – в гору, да – в гору! Днём идти – власти чужэя, красны-белы, увидют-выследют. И нам – Ивану, Вашке, мне да Томке, – узлы-то Надёнка с Шуронькой на плечах носили.

Дарья, знашь, третьим робёночком тижёла была. А Нютонька – она чово? Боялась больно. Как токо ветка под ногой треснет-хряснет, да как выпь лешему гукнет-бухнет разок-другой – ну: и Нютонька наша тут жа, на месте, со страху помират-стоит, крестится – и на землю сидеть садится. С ней ведь в лесу в тёмным – намучисси отхаживать. Отхаживать-подымать… Вот, Надёнка с Шуронькой, бывало, боятся не боятся, а вдвоём токо ночью с узлами и бёгут, в деревьях прячутся. Проворны обе да скоры. И в лаз середь ночи сё – крикнут:

– К Лунёвым мы пришли! Васятк! Вашк! Просыпайтесь…

Ну. На костерке крупы в ведре, бывало, сварим да вместе под деревом, под дубом, похлебам скорей. Им, бабёнкам, до свету в Лунёво вернуться нады – хлебают, торопются-турятся… Там ведь и родничок из-под камней бил-звенел – как слёзка, чистай, знашь. Маненькай костерок токо чуть-чуть жгли. Чтоб дыму-свету большого в лесу не было ба.

Вот и спасались. Уж смерто-убивства на душу, слава Господу: не взяли. Как пра-пра-деды наши сроду не брали, и мы – так жа. Да…

А там, как время подошло, чье-небудь бабёнки опять прибегут, да в лаз и кричат:

– Айдате, мужики, домой по одному! Отряды-то ускакали. Уж в другем месте оне. Окыл Сызрану – русски-то русских бьют! Токо упал-намочены в конторе сидят-остались: опохмеляются!..

Ну, народ-от и появлятся потихоньку, во дворах своех. Робяткам ище по солоцкому корешку дорогой-то выкопам:

– Заяц вам прислал. И с поклоном от нёво отдать наказывал. Держите!

Оне, робятки, и ходют все по Лунёву, корешки свежи посасывают: он сладенькай, солоцкай-то корень… А мы роботу сразу бегом роботам. Скорей-скорея. Руками да горбом. Безлошадны уж все стали. Были, знашь, гужи ремённы – а и мочальны не понадобились… И по земле большой уж разор идёт по всей. Разор-нужда. Как царь-то от Россеи взял да отрёкси. Ну, он – чово? Романов: нерусскай-ненадёжнай. Отрёкси, знамо дело…

С нашего села пьяницы ведь одне, самы негодящи, в красны подались: все токо – Тор, да Ёр, да Перетыка… Лунёво – оно богато сроду было: самостоятельно-зажитошно. Роботали все, знашь. А бездельников-то, тех четверо токо, пьяниц-горлапанов, и набралось! Да с ними – Клавка ещё Косая, девка порчена-гуляща, косынкой красной убвязалась. Начальник у них сделалась – блудница.

А ведь на смеху сё с девчонков, раньше, была. У ней уж титьки из пазухи лезут, а она, бывало, в лапту ище, как маненька, играт да с собаками по лужайке кувыркатся… Народ-от весь на неё дивилси: что за девка чудная ростёт? Ей ба дома с пяльцыми сидеть, к приданому цветки шолковы, узоры вышивать. А она во взлягашки с маненькими, с ватагой, по улице босиком бегат-скачет, да ночью, как шишига, скрозь пальцы в кустах свистит-ходит.

И про того дурака, которай на ней оженится, так сё люди-то наперёд калякали:

– Знать уж, – калякали, – кто-то на банный угол молится, не перестаёт! А не на святэя иконы. Хойдру непутну себе вымаливат, старатся…

Сё головами люди-то качали:

– Ну-у, у Косых беду девка-то клочет…

И вот городки – никто ведь, ни единай человек, властям чужэм, белым-красным, – так и не выдал!.. Чай, и Клавка Косая с девчонков, поди-кось, знала, про городки-то. И сама их с ватагой, поди, облазила сто разов и на сто рядов. А вот – не открылась, новым хозявам-то своем самарским красным. Беспутна-гуляща, а и та: не проболталась… И все пьяницы наши приежжим – дорогу не показали, и совесть свою – не до конца пропили!

На тем свете, чай, Бог много грехов с ихих душ за одно токо за это – снял, поди-ка. Снял, простил. Да… А мы ведь и по месяцу, бывало, в пещерах сидим, покудова бесово сутолпище всё поверху не улягется. Там – сухо: песок… Сидели.