Вера Галактионова - Тятька пошутил

Соньку Клюшину – бойтесь. Она, чай, знат чего-нибудь. Вы думаете, она просто так? А вот она, може, и не просто так. Ну, вам, конечно, не сказыват… Дед-то ее, Гаврила, поди-кось и ей передал. Когда помирал – конёк ведь на крыше подымали. Вот как мучился. Душа-то сё не отлетала. Земля его не брала. А мучилси что? – передать некому. Взрослы-большея к нему не подходют. Знают: колдун помират, кабы не передал. В сторонке все стоят. Похитрея. Он, чай, глядит – одна токо мнука глупа окыл него туды-суды бегат. Ждал-ждал кого поболе – нету. Да вот може ей и передал-успел, пока мужики-то конёк лезли-подымали.

И мать ее, Наталья кривая, знат – и Сонька ваша, чай, знат. Даром что девчонка. Не больно дружитесь. Бойтесь маненько. Рты-то не раскрывайте. Она роду плохого. Хуже не быват.

Вот на что Захаркины слабее колдуны были, а и то. В девках-робятах за мной Петяня Захаркин сё бегал. У ворот догонит – и канфетку в руку скорей сунет. А баушка Груня наша сразу эту канфетку у меня – цоп! "Дай-ка, – баит, – мне, она наговорена". И сама с моей канфёткой сё чаю напьется. "Я стара, – баит. – Эта канфета мне не дойствоват, меня уж ни один колдун не приворожит, а тебе не нады – тебе влият".

Правильно. Вы шибко грамотны. Вам про что в книжке не пропишут – вы думаете, того и нету. А вот и не знаете вы ничего. Молодая, мелко плавали. И спина у вас – наружи была. А только если ваша правда, а не моя, тогда и скажите: это что же Гаврила-то всё об заборы головой стукалси? В проулке подойдет, за доски уцепится да и колотится-бьется?.. Чай он колдун, а это его бесы доняли. Оне, колдунищи, когда не колдуют, то нечиста сила трясет-мотат, не отступатся. Колдовать заставлят. Оне если не наколдуют – хворают. А бесу душу как продал, так уж он доймет: "колдуй!" Вот как. Вот он об доски-то и колотилси. Гаврила-то, Да чай он самому Барме брат!

А с Бармой еще дедянька в парнях дружился, сказывал. Барма-то, знашь, сам русскай был, а это его татары эдак прозвали. Татары перед базарным днем приезжали да у них всё и останавливались… Двор-от широкай пустой, и в том двору сроду былки единой не росло. Изба темна, никто к ним не ходит, одне татары на полу вповалку по субботам спят, бывало. Им, татарам, и не страшно – сами без креста, без пояса, им чего? Вечером из Тат-Шмалака наедут, а утром до зорьки уж на базаре стоят, лошадей продают. Ну, татары сё у нёво и спрашивают – то про вёдро, то ище про чего: "барма?" да "барма?" Так за нём и пошло: Барма.

Ну и вот, в парнях молоденьких сходил дедянька к Барме. А старичище, бармин отец, только один раз на дедяньку-то и поглядел, С печки свесилси, бородища до поясу, брови шишками сведет – страшнай.

Ну. Возвращатся дяденька домой – и вот ведь как у нёво зубы зачили болеть! Никакого спасу нету. Он в баню скорей – пропарю. А уж когда наколдуют, знай от тепла-жара сразу хуже становится, сама перва примета. Дяденька оттудова, как пуля, выскочил, с голиком березовым в избу влетел, и не больно оделси. А оне, зубы, сильней да сильней. Всё шибче и шибче! Дедянька-то до самого вечеру по избе на карачках ползал, по печке кубарем каталси. И вот кататся дедянька по печке, плачет в голос, криком кричит – опух. И Барма всходит:

– Васятк! Айда к девкам!

А онё в робятах ходили к Паньке Курмышенской: она на Курмыше жила и губы медом мазала. Вот она губы медом намажет, а оне ее цолуют.

Дедянька-то с печки уж и не калякат:

– Како "к девкам", Барма? Я ведь с зубами на стенку лезу.

А Барма и засмеялся:

– Э-э-а!.. Айда, собирайси. Щас всё пройдет. Это ище тятька пошутил!

Ну и что? Шагнул дяденька с Бармой за вороты – и вот быдто рукой сняло! Барма – он ведь много чего умел.

Вот раз в парнях пошли они с дедянькой в караулку. В лесу, в Едельном клину, караулка стояла, в ней сторож лес ухранял. Ну а когда сторожа нету, дедяньку посылали. Оне с Бармой соберутся и пойдут. И вот, дедянька сказыват, ночью стоят оне в лесу. Барма ёму и показыват:

Погляди-ка, Васятк.

А оттудова Долгу гору видать. Глядит дедянька на Долгу гору – она далёко, ночью не разглядишь. И видит: на самой вершине быдто кто костер большущай раздул. И костер этот так видать, как иг не быват сроду. И огонь видать, и дым видать, а вокруг костра вроде темны люди ходют. Глядит дедянька – вот сыматся этот костер большущай вместе с людьми, над лесом подыматся и летит прямо на них, и всё больше да больше делатся. И люди с костром летят и так же в небе вокруг костра ходют, как вроде переговариваются. Дедянька-то испугался: "свят, свят…" А Барма-то тут и засмеялся. Ну. И костер вместе с людями на полнеби рассыпалси.