С Аллой у меня потом были хорошие отношения. Я её выручал, когда надо было срочно выгружать вагоны. Это случалось, если вот-вот выходил срок разгрузки, и тогда завод платил бы за простой железной дороге. Понятно, мастера за это по головке не гладили. Ну и она платила взаимностью, ставя меня на рампу получше и на более выгодную работу.
Хотя то, что она ставила на хорошую рампу, вовсе не означало что я там действительно буду работать. Придя туда со своими инструментами, я запросто мог обнаружить других грузчиков, которые уже начинали выгрузку моего вагона. У них были свои соображения, кому там место. Приходилось вступать с ними в горячие дебаты. До драки дело не доходило, но победа (а дело не всегда заканчивалось победой, особенно поначалу) давалась не просто.
В редкие свободные минуты мы с ней говорили о том о сём. Как-то она пристально погляделя на меня и спросила:
– “Скажи честно, сколько тебе лет?” – вопрос застал меня врасплох.
– “А зачем тебе?” – не нашёлся я что ещё ответить.
– “Ну скажи, ну сколько? Шестнадцать, да?”
– “Ну, шестнадцать”.
– “Как же тебя на работу приняли?” – только этого мне не хватало, объяснять как я пришёл с документами приятеля.
– “Я справку из районо принёс”, – и внимательно смотрел, как она отреагирует.
– “А-а-а…”
Вроде поверила… Пронесло… Потом сказала: “Тяжело ведь на выгрузке работать. Хочешь я поговорю с подругой, она на дробилке мастером? У них полегче…”. Это была жертва с её стороны – лишиться надёжного работника. Я знал как работают на дробилке. Перед тем как пускать комбикорм в вагон, надо было бежать к ним наверх и говорить чтобы открыли заслонки. Там было тепло и спокойно, только монотонно шумели машины. Я представил как надо будет ходить с заявлением, возможно показывать опять документы… И потом, почему-то я не хотел там работать.
– “Не, спасибо, Алла. Я уж здесь”.
– “Ну смотри. Здесь, конечно, больше зарабатывают”.
Наверное, это и была отгадка моего нежелания идти на дробилку. Здесь деньги надо было зарабатывать. Каждая копейка имела вес – треть тонны выгруженного зерна. А там – платили. Зарплату. Если завод выполнял план, давали премию. Здесь же был элемент игры и риска, здесь надо было постоянно думать как быстрее и ловчее выполнить работу. Здесь мы сами чинили сгоревшие электрощитки, меняли предохранители, ремонтировали мехлопаты и регулировали реле не дожидаясь электриков, потому что каждая минута простоя для нас оборачивалась невыгруженными тоннами, а значит незаработанными деньгами. Здесь всё время надо было следить чтобы не обманули, на повышенных тонах договариваться с Главным инженером о цене выгрузки насквозь промёрзшего вагона соли, превратившегося в один шестидесятитонный камень, и потом заставить его заплатить наличными как было обещано. В общем, надо было двигаться, всё время, надо было отвоевывать место на рампе и в жизни. И что-то во всём этом было. Может, это был мираж, но здесь я чувствовал себя свободнее. И был готов за это платить.
***
Были там два интересных мужика – Степан и Вася. Обоим немного за сорок. Жили, как говорится, не-разлей-вода. Степан крепкий, мускулистый, с бочкообразной грудью, среднего роста. Мышцы спины были очень мощные. Когда он переодевался в бытовке, или летом обнажал свой торс, то было на что посмотреть. Это не была фигура атлета в обычном понимании. Но было что-то завораживающее в его крупных и ладных узловатых мышцах, ровно покрывающих всё тело. Он это знал и, перехватив в таких случаях взгляд, улыбался и ничего не говорил. Продублёное лицо его от этой улыбки теряло обычную серьёзность и становилось немного растерянным. Вася был высокий и жилистый. Мышцами не играл, но не уступал Стёпе в силе и выносливости. Лицо было внимательное и простое. Он всегда прислушивался к Стёпе, давал ему говорить первым. Но несколько раз я видел, что когда надо было принять быстрое и ответственное решение, он брал это на себя. Они были местные и жили неподалёку в своих домах.
Друзья ни с кем не сближались, им хватало друг друга. Работали всегда вместе, и наряд им выписывали на двоих, указывая только общий тоннаж. Ко мне относились хорошо. Словами это никак не выражалось. В получку, незадолго до закрытия магазина, Вася находил меня и давал три рубля, сопровождая одним словом: “Сходи”. После этого брал мехлопату и оставался работать на моём месте. За бутылкой они могли бы сходить и сами.
Я шёл в местный магазин, где бойкая Машутка, продавщица средних лет, снабжала меня бутылкой водки и плавленым сырком. Когда я пришёл первый раз, она моментально выспросила кто я и откуда и что здесь делаю и кто послал. Я не знал, насколько ей можно доверить в последнем вопросе, так что промолчал.
Читать дальше