Филипп Клодель - Дитя господина Лина

Быстрым шагом Лин спускается в город. Он снова надел халат и взял внучку на руки. Вокруг пустынно. Иногда встретится человек с собакой или дворники, метущие улицу. Но никто не поднимет глаз и не обратит на старика внимания.

Оказавшись на приличном расстоянии от замка, Лин останавливается передохнуть, садится на скамейку и переодевает Сандью в чудесное платье, подаренное человеком-горой и, конечно, не забытое в замке. Дедушка смотрит на прекрасную внучку. Гордится ею и собой.

Из окна комнаты старик внимательно рассмотрел город, сообразил, как расположены главные улицы и кварталы, где находится контора по делам беженцев, любимое кафе Барка и скамейка, на которой друзья всегда проводили время. Лин шагает вперед, уверенный в том, что движется в нужном направлении и быстро отыщет знакомые места.

Старик представляет себе лицо Барка, когда тот его увидит, и нисколько не сомневается в том, что скоро достигнет цели. Город, конечно, большой, даже огромный, но никакие расстояния не помешают встрече друзей. Лин улыбается, заранее радуясь.

Милые домики с маленькими садиками постепенно уступают место огромным складам тусклого металлического оттенка, тянущимся вдоль бесконечных широких улиц. Перед ними паркуются грузовики. Водители болтают, чего-то ждут. Некоторые при виде господина Лина свистят, смеются, громкими голосами выкрикивают непонятные слова. Старик кивает незнакомцам, ускоряя шаг.

Лабиринту серых улиц нет конца. И повсюду странные вытянутые здания и маета, грузовики, уезжающие и приезжающие – в дыму выхлопных газов, под оглушительные гудки клаксонов и вопли водителей. У господина Лина болит голова. Он боится, как бы внучка не разволновалась, закрывает ей уши ладонями. Но девочка, верная своему спокойствию, молчит. Только глазами хлопает. Ничто не выводит из равновесия эту тихоню.

У старика начинают болеть ноги и ступни. В тапочках идти неудобно. К тому же теперь, когда солнце в зените и палит, в халате становится очень жарко. Впервые в сердце господина Лина закрадывается тревога, сомнение: а вдруг он идет не по той дороге? Вдруг он заблудился? Он останавливается, озирается. Ничего не понимает. Вдали, кроме крыш высоких домов, вертящихся подъемных кранов, стальных шпилей и белых густых птичьих стай, не видно ни зги.

Глядя вокруг, старик вдруг вспоминает день своего приезда в страну. Несмотря на жару, у него почему-то мороз по коже. Будто снова, как тогда, моросит мелкий ледяной дождь. Подъемные краны напомнили тот далекий, но близкий день и порт. Господин Лин размышляет. Если большой порт там, то маленький рыбацкий порт здесь, а если он здесь, то и скамейка здесь.

Старик сворачивает налево. Он вновь полон энергии. И даже забавляется, представляя, как в замке его ищут люди в белом. Должно быть, под каждой кроватью проверили и весь парк обшарили. Какие у них, наверное, глупые лица!

Развеселившись, старик не замечает на мостовой пробоину со зловонной стоячей водой. Проваливается туда левой ногой. Теряет равновесие и чуть не падает, но подпрыгивает и удерживается. Нога теперь босая. Тапка слетела, прицепилась к сломанной решетке люка. Крепко держа малышку, господин Лин пытается оторвать тапку от решетки. Тянет с силой, не сдается. Наконец разодранная вонючая мокрая тапка – у него в руках. Старик в отчаянии. Он отжимает испорченный башмак и снова обувается – половина стопы торчит. Лин пускается в путь. Ступает медленно. Волочит ногу, словно хромой. Тошнотворный запах тянется за ним шлейфом: рукав халата и полы искупались в протухшей воде, пока старик выуживал тапку. Солнце обжигает, и тяжесть в ногах не дает идти. Сандью, впрочем, по-прежнему спокойна. Спит счастливым сном, не обращая внимания на мелкие неприятности.

Господин Лин на тротуаре уже не один. Толпа не столь плотная, как возле парка, у скамейки, но мужчин, женщин и детей вокруг все больше – они держатся за руки, бегут, пихают друг дружку. Склады остались позади.

Дома на улицах в основном не очень высокие, и на их первом этаже непременно расположен какой-нибудь магазинчик – бакалея, рыбная лавка – или прачечная. Почти на каждом углу собираются поболтать компании молодых людей. Проезжают полицейские машины, раздается вой сирен. На господина Лина таращатся, но не враждебно, просто удивленно. Старик чувствует, что о нем шепчутся. Ему стыдно за рваную тапку и грязный халат. Он опускает голову, ускоряет шаг.

Больше трех часов Лин кружит по кварталу, думая, что движется вперед, но на самом деле каждый час возвращаясь на прежнее место. Уличный гвалт, музыка, доносящаяся из квартир с открытыми окнами или из радиоприемников, которые многие подростки носят на плечах; выхлопные газы, рев моторов, запах кухни, гнилых фруктов, выброшенных на тротуар, – все это выматывает старика.