Наталия Гуревич - Осенний Донжуан

Все ненужное и никчемное приходило ко мне через выпивку. Если точнее, то всему нужному и кчемному выпивка рисовала жирный знак минуса. Начиная от потери девственности.

Тут еще, конечно, проклятая моя суетливость. Ну как же! Мне уже восемнадцать лет, а меня еще никто не любил! Пенсия на горизонте, а я все еще девственница! Но сами собой никуда не денутся ни пресловутый забор из колючей проволоки, что сквозит у меня во взгляде, ни сказки про гордую юную девицу, которыми я тешилась. Мне, конечно, срочно надо, и вот же парень маячит вполне подходящий... А все-таки собственный же забор и не пускает меня. Поэтому — залить его, проклятый, к чертовой матери, чтоб замкнуло и вырубило, стаканом самогона; заткнуть фонтан сказок другим стаканом и освободить в сознании побольше места для «хочу-хочу-хочу, сейчас, немедленно!». Ну, вот она я, берите меня кто-нибудь!.. Взяли? А теперь любите! Не хотите? Пойдем поищем другого... Да была бы хоть какая-то польза от этого — сплошное неудовольствие. И секс-то по пьяни дурацкий, и организм с утра возмущается, а хуже всего понимание, что опять никакой не д'Артаньян оказался рядом.

И во всем так: боясь опоздать, хватаю первое попавшееся, а разжимая ладонь, понимаю — дерьмо. Потом не знаю, обо что руку вытереть.

Наверное, действительно люди с годами не умнеют и не меняются... Во всяком случае не меняются в основе своей. Что же, так я и буду на одни и те же грабли наступать, пока ноги ходят?! Тридцать четыре годика, а выдержки не прибавилось нисколько. Опять надоело тихо на бережке сидеть. Опять отправилась на поиски счастья. И проснулась бы в чужой постели или в своей с чужим мужиком, не окажись этот мужик то ли порядочным, то ли брезгливым. Потом выяснилось бы, что либо он, либо я подобрали по пьяни бездомного котенка, который на трезвый взгляд ну совсем не нужен. Самой оказаться таким котенком — обидно. Созерцать такого котенка рядом — противно.

Воспоминания цепляют друг друга, уводят вглубь. И все ведь, как назло, одни паршивые воспоминания. Я не хочу, но припоминаю, как минувшей ночью обжималась с безликими юнцами. И тут же память подсовывает какой-нибудь совсем мерзкий эпизод десятилетней давности; разухабистый минет в общажной комнате, где по углам лежат пять живых или мертвых, кто их знает, тел; хочется пойти и проблеваться, но крепко держат за плечо одной рукой, а другой давят на затылок: давай, дескать, давай!..

Я морщусь, пытаюсь вырваться из круговорота воспоминаний, но бывают дни, когда морщись-не морщись, а они все равно выскакивают, одно другого гаже.

Настоящее не лучше. Рухнул последний оплот семейственности. Катька неизвестно с кем и неизвестно куда ушла от Варяга. Для меня они всегда были воплощением идеальных отношений, в которых каждый воспринимает другого таким, какой он есть, и понимает, что гармония в семье — это результат совместных усилий. В последнее время Катьку одолевал какой-то беспокой, но я была уверена, что это состояние она преодолеет так же, как преодолевала до сих пор все возникающие затруднения. У них и раньше возникала разная фигня, с кем не бывает, и меня всегда восхищали спокойствие и уверенность, с которой Катька о них говорила — как будто диагноз ставила и приступала к лечению... Они были безусловно преданы друг другу. Если Катька заболевала какой-нибудь простудой, Варяг мог даже не пойти на работу. А когда Катька смотрела на Варяга, то аж вся светилась счастьем и гордостью. У меня в голове не укладывается, как могло случиться то, что случилось. Кому верить, а? Что есть незыблемого в этом мире?

Кстати, о незыблемом. У меня пропал мобильник. Потеряла его я или тот Иван, которого я смутно припоминаю... Или я потеряла его благодаря Ивану — неизвестно. Но мобильника жалко, тем более, что я нескоро смогу позволить себе другой.

В понедельник утром Варяг получил записку от Кати. Маленький блокнотный лист чуть было не затерялся среди разноцветной кипы рекламных листовок.

«Пожалуйста, не ищи меня, - написала Катя таким же круглым, как она сама, почерком. - Может быть, позже я смогу поговорить с тобой, но не сейчас. Сейчас не хочу не видеть, не слышать тебя, только беспокоюсь, что ты станешь искать и найдешь. Не надо этого. Со мной все в порядке».

- «Со мной все в порядке»! Извольте за нее порадоваться, - сказал Варяг. Гнев не помещался внутри и выплескивался словами. - С ней все в порядке. Сволочь.

Он скомкал листок, постоял, размышляя о дальнейших действиях.