Наталия Гуревич - Осенний Донжуан

Нелюбов усмехнулся.

- Слова, Катюша, слова. Давай-ка не будем ничего говорить, ни я тебе, ни ты мне, а просто сделаем, что нам хочется — просто пойдем отсюда.

- Но я не хочу никуда идти с тобой.

Нелюбов положил коробочку с кольцом обратно в карман, обеими руками обнял Катю за плечи, тряхнул, притягивая к себе.

- Ну, что ты упираешься, - негромко с укором сказал он. - Ну, я сделал глупость по пьяни. Прости меня.

Катя с искренним изумлением воззрилась на него.

- Ты дурак, что ли, Нелюбов? Говорят тебе: пошел вон! Неужели ты вправду думаешь, что я уйду отсюда ради тебя второй раз?

Она вырвалась из рук Нелюбова и отступила на несколько шагов. Нелюбов двинулся было вперед, но Катя выставила перед собой грабли.

- Ей-богу, проваливай! - уже вполне враждебным тоном сказала она.

Нелюбов остановился. Перед уходом он протяжно посмотрел на Катю. Катя опустила грабли, но глаз не отвела. Она видела, что взгляд Нелюбова насквозь фальшив: он пытается показать ей, что не верит в ее равнодушие, а у самого невольно проступает тоска. Катя снова почувствовала жалость к нему. Но это была совсем посторонняя жалость, жалость из-за стены. Никто не окликнул Нелюбова, когда он уходил. Катя вновь принялась сгребать листву, как только он повернулся к ней спиной.

Она собрала большую кучу и зажгла ее. Глядя на появляющиеся из-под дыма язычки пламени, Катя стояла, слегка опершись на грабли, и ни о чем больше не думала. Ей было хорошо.

Лучше всего она сейчас смотрелась с крыльца. Круглая фигура в серо-голубом спортивном костюме на фоне засыпающего сада, возле разгорающегося костра. Ее темные прямые волосы забраны высоко в конский хвост и не достают до плеч. У нее маленький подбородок и пухлые щеки с ямочками, маленький рот, ровные мелкие зубы, свежий цвет лица и румянец. Скулы, пожалуй, слишком широки, от этого лицо имеет треугольную форму. У нее большие глаза, и зрачки похожи на ягоды спелой вишни. У нее высокий лоб без заметных морщин. Голова у Кати вполне гармонирует с туловищем. Вообще, на нее приятно смотреть, особенно теперь, когда она так картинно замерла у кучи дымящихся листьев.

Дым возносится вверх, его подхватывает ветер и разносит по округе, сообщая всем, что осень заканчивается.

Алена сидела съежившись у стола в своем рабочем кабинете и смотрела на плоский экран монитора. Но мысли ее занимали не цифры на экране, а то, что дворник Петрович опять нарушил директорский запрет и жжет листву пополам с мусором аккурат под окном Алены Владиславовны. Через приоткрытую форточку дым проникает в комнату и безотчетно раздражает финансового директора.

Однако Алена не закрывает форточку, а упорно сидит, тренирует волю. Она пытается включиться в работу, но мысль, как норовистый конь, скачет совсем в другую сторону и уносится — опять! - к теме женского одиночества. «Почему я не Григорий Перельман? - думает Алена. - Почему я не могу быть счастлива со своей математикой, зачем мне обязательно нужен кто-то еще?».

С тех пор, как Павел вывез свои вещи, прошел месяц, и за все это время он ни разу не позвонил, хотя Алена была уверена: позвонит сразу же, в крайнем случае через неделю. То, что она так переоценила свою ценность для Павла, угнетает едва ли не больше, чем одинокая постель. Первые несколько ночей после развода с Павлом Алена почти не спала, да и теперь еще, приходя домой с работы так поздно, как только возможно, всячески оттягивает время, чтобы не идти в кровать, хоть и заполнила ее подушками, подушечками, зайчиками и медвежатами. Алене совсем не хочется привыкать к одиночеству.

В дверь просовывается голова секретарши и громким шепотом говорит: - Алена Владиславовна! К вам муж пришел!

Работники фирмы имеют строгое указание: никаких посторонних, включая ближайших родственников, не должно быть где-то, кроме комнаты для переговоров. Так дает о себе знать кагэбэшное прошлое генерального директора.

Алена подскакивает с кресла, как ученица, которая читала под партой анонимную записочку, а ее вдруг вызвали к доске. Она тут же сокрушается о своем поведении, но раз уж вскочила — надо идти. Чтобы хоть как-то реабилитироваться в глазах секретарши Алена говорит начальственным тоном:

- Передай, что сейчас подойду.

Но секретаршу разве проведешь начальственным тоном. Она исчезает с гнусным хихиканьем.

Алена скоро, ни на кого не глядя проходит по коридору в комнату для переговоров. Там спиной к двери у окна стоит Павел - как раз в той позе, которую Алена у него больше всего ненавидит: расставив ноги, выпятив бедра и отчаянно ссутулившись. Алена хлопнула дверью. Павел обернулся, расцвел майской вишней и устремился к ней.