Роже Вайян - Избранное

Филипп Летурно и Нобле прибыли в Лион в восемь часов утра. Поскольку Филипп купил билеты на обоих, Нобле решил пригласить его в какое-нибудь кафе по соседству с вокзалом и угостить завтраком. Там бы они и дождались открытия банка Эмполи. Но, выйдя на привокзальную площадь, Филипп Летурно вдруг заявил:

— Мой отчим никогда по утрам не бывает в банке, вернее, почти никогда там не бывает. Нам надо захватить его дома, пока он еще не успел глаз продрать.

— Не знаю, должен ли я… могу ли я… — запротестовал Нобле и с тоской подумал, что, захватив Эмполи дома, «пока тот еще не успел глаз продрать», он ввяжется в историю, куда более серьезную, нежели при официальном свидании в банке.

Но Филипп уже втолкнул его в такси и велел шоферу везти их на виллу Эмполи, расположенную в пригороде Лиона, в Калюире.

Когда машина пробежала по мосту Моран и покатила по дороге в Калюир, Филипп вдруг насупился. Насупился оттого, что тысячи раз проезжал по этой дороге и сейчас ясно видел перед собой Валерио. Заметив его нахмуренную физиономию, Нобле еще пуще затосковал. А Филипп Летурно думал, удастся ли ему заставить Эмполи на этот раз принять его, Филиппа, всерьез…

Сдав экзамен на бакалавра, а затем получив звание лиценциата, Филипп не раз менял свои увлечения: сначала он заинтересовался одной театральной труппой, которая ставила своей задачей воплотить на сцене «Театр жестокости» Антонена Арто, затем школой йогов, которую открыла в живописном уголке Савойи балерина, уже несколько устаревшая для танцев, потом книгоиздательством. Всякий раз Филипп восторженно излагал свой проект отчиму и требовал необходимую для поддержки начинания сумму. «Почему бы и нет?» — всякий раз отвечал Эмполи и, проверив через банк надежность затеваемого предприятия, давал десятую часть просимого. Когда Филипп охладевал к своему очередному детищу, банк старался спасти остатки. От издательства сохранилась типография, где теперь печатались каталоги по садоводству, а от «Театра жестокости» — выгодный контракт на помещение, в зале которого устраивали выставки тканей филиала АПТО. Самую скромную сумму Эмполи дал на йогов, и не потому, что считал, что изучать или преподавать их учение — занятие более нелепое, чем всякое другое, а просто потому, что балерина слишком уж была подозрительна; когда Филипп расстался с ней, банк оставил за собой уютное шале в Савойе и устроил там летнюю колонию для детей своих служащих.

«Почему отчим должен на этот раз отнестись ко мне серьезно?» — с тревогой спрашивал себя Филипп. Он думал также, что совсем не знает Валерио Эмполи, так как никогда в жизни не говорил с ним по душам. Когда такси остановилось перед воротами виллы, он совсем помрачнел. Вид этого дома леденил его. Его почему-то всегда охватывало здесь чувство вины.

— Мадам Эмполи вчера вернулись, — доложил сторож.

— Вот как, — ответил Филипп.

Когда они с Нобле шли по саду, примыкавшему к вилле, Филипп пояснил:

— Никто никогда не знает, где находится в тот или иной момент моя матушка. — И уже на крыльце добавил: — Она теперь живет больше в Америке, чем во Франции.

Вилла Эмполи была построена в 1935 году в классическом стиле вилл Лазурного берега: белые прямоугольники стен, зеленые прямоугольники газонов, плоские крыши террасами, висячие сады. Валерио Эмполи держал двух садовников, расходовал три миллиона в год на поддержание газонов и сада во французском стиле, который спускался за домом к самому берегу Соны и заканчивался террасой, возвышавшейся на тридцать метров над рекой; сам Эмполи вряд ли был там хоть раз. Лионская буржуазия поначалу сурово осудила всю эту роскошь, ибо быть шикарным по-лионски значило иметь великолепную машину, устраивать пышные охоты и прочие увеселения, а жить полагалось без всяких удобств в старых виллах, построенных еще в конце прошлого века. Но банкира Эмполи боялись, так как при любом кризисе или буме он заранее предвидел конъюнктуру и оказывался в выигрыше при всякой ситуации. В Лионе не было ни одного промышленника, который в известные минуты не нуждался бы в нем. Пожалуй, никого в Лионе так не ненавидели, как Эмполи. В июне тридцать девятого года он уехал из Франции, заключив предварительно соглашение со швейцарскими банками, и устроил все так ловко, что петэновскому комиссариату по еврейским делам удалось захватить только пустое помещение банка, которое и было возвращено владельцу после Освобождения. Но сейчас, когда Эмполи через родную сестру породнился с Дюран де Шамборами, роскошь, окружавшая его, вдруг показалась всем вполне оправданной.