Пенелопи Гиллиатт: Отличный кусок дерева

— Я не прочь немножко поработать, — сказал Вилли, демобилизовавшийся сержант, столяр в свободное от сидения за телевизором время, — хобби у него такое. Когда заканчиваются телепередачи, на него часто нападает желание поработать. У верстака, в саду, стоит его жена, Дорис, держит фонарь. Не может он столярничать без напарника ни в какой день, ни в какой час, хотя в рабочие дни ей нужно вставать в шесть утра и отправляться на работу, убирать квартиры.

— Уж ночь совсем, — сказала в эту субботу Дорис. — Ты своим стуком всех соседей разбудишь. Людям хочется подольше отдохнуть, а ты, если сейчас примешься, до рассвета не угомонишься.

— Да это пустяк по сравнению с рок-энд-роллом в соседнем доме или с хором, что упражняется через дорогу.

Дорис и Вилли живут в небольшом лондонском доме, неподалеку от Элефант-энд-Кастл.[*Слон и Замок (англ.) — район в юговосточной масти центрального Лондона, получивший название от некогда стоявшей здесь таверны «Infanta di Castilia» (инфанта Кастилии — исп.)] Гостиная оклеена обоями — наклеивал сам Вилли, когда был покрепче. Обои темно-кремового цвета, мелкие пятнышки по гладкому полю; поверху и понизу идет широкий бордюр с цветочным орнаментом, чтобы скрыть огрехи в нарезке кусков. Мебель расставлена так, чтобы заслонить пузыри на обоях. Пол застлан ковром с узором. Стоит горка с баром, набитая хрусталем, но бутылок не видать, кроме сладкого хереса и бренди, припасенного из медицинских соображений. Сидя в кресле за телевизором, Вилли по большей части потягивает пиво. Дорис любит красный портвейн, но теперь стала — перед тем, как выпить, — вынимать два своих вставных зуба, потому что Вилли, намереваясь обратить дело в шутку, заявил, что он не в силах прельститься женщиной с малиновыми зубами. Комната завалена кусками всевозможных досок и багета. Вилли только что закончил угловой шкафчик для раковин и сувениров в подарок своему сыну, который преуспел в жизни и женился на библиотекарше. Ежемесячные визиты к родственникам мужа по воскресеньям нагоняют на библиотекаршу тихую скуку.

Самая красивая вещь в гостиной — мраморные часы над камином. Камин пуст — эту часть Лондона превратили теперь в бездымную зону, а электрокамин слишком велик и не влезает в отверстие. Как-то Вилли вымерил, сколько нужно вынуть стены, чтобы разместить его в камине, и просверлил дрелью стены, — посмотреть, есть ли среди них капитальная. Оказалось, что одна. Можно будет сложить подпорку и перенести на нее тяжесть, говорит Вилли, но это дело, вместе со множеством других, он пока что отложил. Мраморные часы Вилли купил за 25 копеек на дешевом благотворительном базаре. Через боковые стеклянные стенки видно их внутреннее устройство: внушительное сооружение из медных зубцов, колесиков и винтиков, как в первых паровых двигателях. Когда Вилли их купил, часы не ходили. Ежели он сам не справится, решил он, тогда отнесет их к часовщику. Он разобрал это хитрое устройство и разложил части на газете «Дэйли миррор» [*популярная ежедневная газета] на кухонном столе, оставив записку «Ничего не трогать».

— Мне негде раскатывать тесто, — говорила Дорис, — и не один раз.

— В таких делах соображать надо, — говорил Вилли — и не один раз. — Красивые мраморные часы — это тебе не какой-нибудь тостер, их так, сходу не соберешь.

Разобранный тостер тоже имеется; дожидается в саду, в садовом сарайчике своего часа, когда дойдет до него очередь ремонтироваться. Однажды в сочельник Вилли уселся перед разложенными на «Дэйли миррор» деталями и старательно собрал часы. Ходят они идеально. Две детали механизма остались для него загадкой. Завернутые в газету, они хранятся в сарайчике, в баночке из-под меда с надписью: «Детали мраморных часов, неиспользованные».

Первые два метра их расположенного за домом сада занимает розарий, потесненный угольным бункером, предоставленным им властями во время второй мировой войны; бункер этот всегда был чересчур мал. Вилли соорудил себе другой: замечательный большой бункер со скатом, по всем правилам, и откидной крышкой над отверстием для загрузки (его собственного изобретения), но дождевая вода просачивалась сквозь пазы петель на уголь.