Артемий Ульянов - Новые записки санитара морга

— Сначала вверх, потом вниз. Рвать пищевую цепочку, — пробормотал я себе под нос и попросил счет.

Очередное горячее рабочее утро наступило в моей жизни в пятницу, в первых числах сентября. Погода стояла еще совсем летняя, разве что светать стало ощутимо позднее. Автобусы стали съезжаться во двор морга задолго до начала рабочего дня, а потому, когда мы появились у ворот Царства мертвых, некоторые из них были припаркованы у забора, ожидая своей очереди. Между ними стояли группки родственников, которых обхаживали предупредительные агенты. Нам предстояли шестнадцать выдач, большую часть из которых надо было отправить на кладбища и крематории за первые два часа, между 8.30 и 10.30. Чтобы выдержать этот темп, каждые десять-двенадцать минут в траурном зале должен был появляться очередной гроб с телом. Работать предстояло на пределе, собранно, быстро и четко, без лишних слов и движений.

Не прошло и пары минут с того момента, как я втиснулся в серую хирургическую пижаму, а звонок служебного входа уже зашелся долгой трелью. Родственники гражданки Усаевой дали старт похоронной гонке. Каждый из нас троих крепко вцепился в свой участок работы, и мы ринулись вперед.

Вскоре рабочий темп был задран до предела. Ритуальный комбинат мощностью в три человеческие силы на всех парах несся вперед, к последнему отпеванию. Подкаты с гробами и трудолюбивые подъемники, несущие на себе железные поддоны с одетыми мертвецами, резво носились по зоне выдач, изредка с грохотом ударяясь об углы на поворотах.

Расстояние всего в несколько метров, которое в другой день я бы преодолел тремя-четырьмя спокойными шагами, приходилось пробегать, экономя каждую секунду. Капли трудового пота то и дело срывались с лица, падая в гроб, в который уже через несколько минут будут падать слезы родни. Отрывистые реплики моих напарников смешивались с приглушенными причитаниями, что доносились из-за закрытых дверей, ведущих в траурный зал. Стремительно теряя личные килоджоули, мы привычно делали общее дело, сплотившее нас в единое целое.

Странно, но мы укладывались в график, минута в минуту. Фамилии, написанные синим маркером на дверях секций холодильника, таяли одна за другой, стертые резкими торопливыми движениями. Когда семеро постояльцев были отправлены в последний путь, Старостин сверился со списком выдач, тут же назвав восьмого.

— Щербинина, Темыч, — услышал я, утерев пот с лица.

— Ага, понял, сейчас.

— Очень странная родня у этой Щербининой, — сказал Бумажкин, когда я заруливал подъемник с трупом в зону выдачи. Он познакомился с ними вчера, принимая вещи покойной. — Как бы не случилось каких сюрпризов.

— Вот сюрпризы нам сейчас совсем ни к чему, — пропыхтел Старостин, ловким движением ставя небольшой, но тяжелый сырой гроб на подкат. — Железный он, что ли.

— И что за странности? — поинтересовался я, вытряхивая в гроб содержимое пакета с ритуальными принадлежностями. «С праздником!» — было написано на пакете яркими размашистыми буквами.

— Набились ко мне в кабинет впятером, стали там вещи перебирать, суетиться. И при этом говорили с таким пафосом, с уклоном в религиозный фанатизм. Спрашиваю: «Бальзамировка требуется?» — а они мне хором: «На все воля Божья», — говорил старший санитар, поправляя в гробу то, что осталось в этом мире от гражданки Щербининой.

— Хотели, наверное, чтобы ты напрямую этим вопросом у Господа поинтересовался, — предположил я.

— Не иначе. Говорю: «У вас кремация или похороны?» И опять — «все в руках Всевышнего». Потом все-таки сознались, что похороны, на Николке.

— Да, с такими всякое бывает, — озабоченно сказал Вовка, быстро скрывая под слоем пудры бурые трупные пятна на лице грузного мужчины. — А агент их не появлялся?

— Нет у них никакого агента. Да и зачем он им, раз у Бога все под контролем. Тут агенту делать нечего.

— Ладно вам, обойдется, — оптимистично сказал я, взявшись за ручку опустевшего подъемника.

— Будем надеяться. Но, с ними, парни, ни в какие разговоры не вступать, только самый необходимый минимум. А то на проповедь нарветесь, — предупредил Бумажкин.

Вскоре мне довелось увидеть тех, кто так истово уповал на Бога.

Сперва в траурном зале, где уже стоял гроб с телом, появился заказчик с паспортом в руках, невысокий тощий пожилой мужчина с острыми птичьими чертами лица, на котором кривовато сидели сломанные массивные роговые очки с дужками, прихваченными тонкой медной проволокой. Из-за толстых стекол его глаза казались непропорционально маленькими, и оттого сходство с птицей становилось еще сильнее. На нем висел мешковатый черный костюм в серую полоску, такой мешковатый, что казалось, будто на заказчика накинули какую-то тряпку, лишь схожую с мужским костюмом. Мятая унылая рубашка с застиранным воротничком была застегнута на последнюю пуговицу, но галстука при ней не было. Его изрядно поношенные ботинки были чистыми, но всем видом своим напоминали обувь, готовую к ссылке на дачу. Похоже, сразу после покупки одежды родственник Щербининой перестал обращать на нее внимание, во всем полагаясь на Бога. Но судя по всему, Всевышнему было не до этого, а потому она осталась без присмотра.