Гор Видал - Калки

— Вы говорите о боге Вишну, который для меня священен, сенатор. — В голосе доктора Ашока послышалась мягкая вейсианская укоризна.

— Прошу прощения, док. Думаю, вы знаете, что я горячий приверженец религиозной терпимости и уважаю всех человеческих богов, в том числе и синих. А теперь, ребята, давайте пораскинем мозгами и попытаемся придумать, как доктор Лоуэлл сумел установить эту бомбу…

— А вы не считаете, что сначала следует понять, зачем он это сделал? — спросила я.

— Устранив Калки со своего пути, доктор Лоуэлл становился главой величайшего наркосиндиката мира. Верно, доктор Ашок?

— Верно, сенатор Уайт. — Доктор Ашок начал изливать на сенатора свой пресловутый мед. — Боюсь, нам не дано понять таинственные страсти, которые правят людьми. Достаточно вспомнить величайшее творение Бауда Арденнского — историю завистника Аньелло, который погубил своего любимого хозяина Даго, человека, чье имя было символом преданности и залогом единства армии Веспасиана. Доктор Лоуэлл видится мне Аньелло, а бедный — да, бедный, слабый, великодушный, верный Калки — Даго, уничтоженным с помощью отравленного поцелуя…

Уайт кивнул с таким видом, словно во всей этой галиматье была хоть капля смысла. Мне всегда казалось странным, что доктор Ашок страдал метафазисом, а Джайлс — нет. Впрочем, Джайлс никогда не прибегал к цитатам.

Доктор Ашок повернулся к Уайту.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обезвредить Лэнгли. Кроме того, я убежден: мадам Оттингер подтвердит вашей комиссии, что Калки не раз говорил ей о своих опасениях в адрес доктора Лоуэлла.

— Но… — начала я, но тут же остановилась. В конце концов, главным здесь был доктор Лоуэлл в роли доктора Ашока или доктор Ашок в роли доктора Лоуэлла. Это была его игра, не моя.

— Согласны? — Доктор Ашок улыбнулся мне, обнажив желтые зубы.

Я промолчала.

— Хорошая девочка. — Уайт был доволен. — Я уже подготовил текст ваших показаний под присягой. — Он показал на папку, лежавшую на кофейном столике. — Можете взять ее с собой. Если хотите, прочитайте. Потом подпишите в присутствии нотариуса и верните мне.

Я сделала глубокий вдох и нырнула в темноту.

— А как быть с Джейсоном Макклаудом?

Уайт внезапно напрягся.

— При чем тут он?

— Я думаю, он приложил к этому руку. Я следила за ним до того, как взорвалась бомба. Он был до смерти напуган.

— Дорогая мадам Оттингер, но какой у него мог быть мотив? — вкрадчиво спросил доктор Ашок. — У Бюро по борьбе с наркотиками только одна цель. Я уверен, что сенатор Уайт поддержит меня — по крайней мере неофициально. Единственная — нет, уникальная — цель Бюро — это увеличение объема торговли наркотиками во всем мире.

— Совершенно справедливо. — Уайт придерживался того же мнения. — Без таких организаций, как «Калки Энтерпрайсиз», Бюро засохнет так же, как моя комиссия без щедрых ассигнований Конгресса. У Макклауда не было абсолютно никакой причины убивать Калки.

— Будучи в Новом Орлеане, он брал взятки с доктора Лоуэлла.

— Дорогая мадам Оттингер, — засмеялся доктор Ашок (если изданный им звук можно было назвать смехом), — конечно, Макклауд брал с доктора Лоуэлла взятки. В конце концов, Макклауд всего лишь нарк. Но разве это не доказывает, что он не убивал Калки? Курица, которая несет золотые яйца, птица священная для любителей позолоченных омлетов.

Я прикусила язык, поняв, что нахожусь в компании двух великих американцев, замышляющих государственное преступление. Секретарь передал сенатору Уайту тонкую папку.

— Сегодняшняя речь, сенатор. О праве на жизнь.

Не знаю, почему именно эта соломинка среди множества прочих оказалась именно той, которая сломала спину верблюда.

— Сенатор Уайт, вы против абортов?

— Тедди… — Теперь Уайт стоял, широко расставив крошечные ножки. — Аборт — это убийство, — медленно и серьезно сказал он. — Первой степени.

Доктор Ашок согласился с жаром записного подхалима.

— Мы, индуисты, верим, что при встрече сперматозоида с яйцеклеткой начинается карма, а дхарма исчезает, или, как говорят у вас, улетучивается…

— Послушайте, Уайт, мир умирает из-за слишком большого количества людей! — Моя вдохновенная речь о перенаселении заняла примерно двадцать минут; но когда я дошла до кульминации — утверждения о том, что народонаселение удваивается каждые четырнадцать лет, — Уайт прервал меня. Он очень хорошо умел прерывать. В конце концов, большинство его сознательной жизни прошло на телевидении в уклонении от ответов и прерывании тех, кому было что сказать.