Эдвард Резерфорд - Лондон

– И что же дальше? – спросил Перси.

– Просто выпьем по чашечке чая, – быстро ответила Дженни, и он заказал, после чего они пару минут болтали о ерунде, пока не подали ароматный напиток.

– Итак, – повторил он, взглянув теперь многозначительно, – что же дальше?

– Прости, Перси, – медленно произнесла она. – Я очень польщена, то есть это действительно большая честь для меня. Ты добрый и верный друг. Но я попросту не могу.

Он был потрясен.

– Это Мейзи чего-то наговорила…

– Нет, – перебила его Дженни. – Ничего подобного. Мне нет до нее дела. Я сама виновата. Мне очень нравится с тобой встречаться. И было приятно, честное слово. Но мне хорошо так, как есть. Я не хочу замуж. Ни за кого. – Она думала признаться ему, что у нее есть другой, и этим поставить точку, но поняла, что это вздор.

– Может быть, мне удастся тебя переубедить, – сказал Перси.

– Нет, – покачала она головой. – Думаю, какое-то время нам лучше не видеться.

– Что ж, – начал он, – мы все-таки можем…

– Перси! – Девушка осадила его весьма резко и не без жестокосердного нетерпения, в котором упражнялась несколько дней. – Я не хочу за тебя замуж. Никогда не хотела и никогда не выйду. Прости.

И прежде чем он осознал, что происходит, она поднялась и ушла.

Дженни быстро шагала назад к Тауэрскому мосту. Она добралась почти до середины и заметила, что приближается судно и мост вот-вот разведут. Девушка уже сбегала с северного крыла, когда ей послышался далекий крик позади.

Перси несся во весь опор. В чайной он так оторопел, что забыл расплатиться, и его вернули. К Тауэрскому мосту полетел уже пулей. Он увидел Дженни еще на подступах, выкрикнул ее имя и уже взбегал на огромное подъемное крыло, когда был остановлен дюжим полисменом.

– Извини, парень, туда нельзя, – сказал тот. – Мост разводят.

И Перси увидел, как дорога, движимая безупречным механизмом Арнольда Силверсливза, вставала на дыбы.

Развод Тауэрского моста – величественное зрелище. Он происходил раз по двадцать на дню. Перси показалось, что дорога взмыла стофутовой стеной, отрезав свет и с царственной бесповоротностью разлучив его с любимой.

– Мне нужно перейти сию секунду! – глупо крикнул он.

– Только одним способом, сынок, – усмехнулся полисмен и указал на мостки, протянутые на самом верху. Перси со страдальческим воплем помчался к ближней южной башне.

Задыхаясь и отдуваясь, он взбежал по ступеням, а их было больше двухсот. Хватая ртом воздух, он устремился по железным мосткам, казавшимся бесконечным туннелем. Затем спустился по лестнице северной башни.

Дженни попросту растворилась. Из-за деревьев слева вздымался лишь старый мрачный лондонский Тауэр, а справа безмолвно струились свинцовые воды Темзы.

Перси написал Дженни трижды. Ответ не пришел. Мейзи познакомила его с другой девушкой, но без толку. И он продолжал испытывать скорбь при взгляде в окно на далекие гряды.

Хелен Мередит волновалась как никогда. Конечно, она привыкла одеваться нарядно. Как большинство девочек ее класса, Хелен должна была надевать пальто и белые перчатки даже для прогулки в Гайд-парке. Ребенок обязан одеваться подобающе. Но не в такой день. Любуясь в зеркало на длинное белое платье с поясом белого, зеленого и фиолетового цветов, она была крайне горда: вылитая мамочка. И они собирались шагать бок о бок в Женской коронационной процессии.

Эдвардианская эпоха, пусть и незабываемая, длилась всего десять лет. Когда скончалась королева Виктория, король Эдуард VII уже пребывал в почтенном возрасте; в последние годы он начал выказывать признаки нездоровья, и его смерть в прошлом году не стала полной неожиданностью. После положенного траура коронации удостоился корректный, верный браку и долгу Георг V с преданной женой Марией.

В субботу, 17 июня, за неделю до этого торжественного события, движение суфражеток решило устроить собственную коронационную процессию. Она обещала быть грандиозной.

Не подлежало сомнению, что за последние три года суфражетки добились невиданного успеха. Их тактика выглядела то возмутительной, то довольно коварной. Так, их трюк с приковыванием себя к оградам в общественных местах не только привлек внимание, но и позволил произносить длинные продуманные речи, покуда полиция пилила цепи. Обнаружив, что на тротуаре их могут задержать за помеху движению, они стали расхаживать с плакатами по обочинам, и полиция была бессильна им помешать. Слишком горячих, которые побили стекла в ответ на отказ правительства принять их делегацию, арестовали. В тюрьме они устроили голодовку, и многие сочли, что их задержали напрасно. Заволновалась же общественность после того, как представили доподлинные факты оскорбления и даже избиения демонстранток полицией, а также их насильственного кормления в тюрьмах. Движение добилось не только внимания. Правительство разработало детальный план его умеренного узаконивания и призвало активисток к мораторию на противоправные действия в период рассмотрения.