Эдвард Резерфорд - Лондон

– Да. Но… – Эстер смотрела на нее со страхом. – Вы сказали, что ваш братик умер на реке…

Люси на одну секунду и с полным пониманием заглянула в ее глаза, после чего вновь потупилась.

– Это было давным-давно, – тихо сказала она. – Я толком и не помню.

Темная пропасть: слабый плеск весел в тумане, тупой удар мертвого тела – вещи, о которых Эстер едва ли знала, но всегда боялась. В почтенный дом на Хэмпстед-Хит вторгся холодный, промозглый кошмар. Эстер подумала об Арнольде, своих сыновьях, молодом Пенни в круизе по Нилу, о Буллах, о лорде Сент-Джеймсе. И о черпальщике Сайласе. На какое-то время она лишилась дара речи. В конце концов она хрипло спросила:

– Вам деньги нужны?

Люси покачала головой:

– Нет, я пришла не за деньгами. Я никогда не поступила бы так. Нет, речь идет только о приличном месте для девушки. Прислугой. В порядочном доме, где ее не обидят. Я решила, что, может быть, у вас имеется на примете такое. Это все. Я не прошу о большем.

– Когда вы в последний раз виделись с моим отцом? – спросила Эстер.

– Тридцать восемь лет назад.

– Вам, видно, пришлось тяжело.

– Да, нелегко, – сказала Люси. И вдруг, совершенно неожиданно для себя, сломалась и какое-то время была способна только сидеть, подавшись вперед и впившись пальцами в колени под старым черным платьем. Содрогаясь всем телом, она пролепетала: – О, простите. Пожалуйста, простите меня.

– С ней все будет хорошо. Пусть приходит, – произнесла Эстер, к своему немалому удивлению.

Для человека, который всегда имел безупречный вид, граф Сент-Джеймс в этот день был сам на себя не похож. Он оделся в теплое пальто с пелериной, нацепил котелок и на ходу рассеянно обмотал шею красным шелковым шарфом. На улице быстро поймал кеб. Граф пребывал в таком состоянии, что даже забыл ключи. Только что, с трехнедельным опозданием, прибыли Барникель и «Шарлотта Роуз».

Последний месяц выдался безотрадным для Сент-Джеймса. С Нэнси вышла скверная история. Джентльмен не мог отказаться от своего слова, но и свадьба, конечно, сделалась невозможной. Он написал ей письмо, где дал понять, что некие обстоятельства личного прошлого – он не назвал их, но намекнул, что этого требует добропорядочность, – вынуждают его проститься. Мог бы добавить, что остался без гроша, но все случившееся настолько взбесило его, что черта с два. Хорошо хоть разорившийся бостонец наверняка уже не покажется в Лондоне и не доставит ему неприятностей. Единственной загадкой остался вскоре поползший слух, что мистер Доггет все же отправился в путешествие по Нилу.

Шли дни, и граф с нетерпением ждал новостей о клиперах. Удар был сокрушителен: в Кенте заметили приближение «Катти Сарк», затем клипер прибыл в Лондонский порт, и граф понял, что проиграл. После этого он изо дня в день томился, гадая, не потерял ли он заодно судно и своего друга Барникеля.

Тот, на верфи уже, объяснялся недолго. Старый моряк печально поведал, что угодил в шторм, пытаясь обогнать «Катти Сарк», лишился мачты и был вынужден зайти для ремонта в южноамериканский порт.

– Разок мы ее обошли! – Он перешел в оборону, но глянул на изящный трехмачтовый корпус «Катти Сарк», мирно стоявшей на рейде, и вздохнул. – Раньше не знал, а теперь знаю, что эту посудину не обогнать никому.

– Она разорила меня, – тускло вымолвил граф и пошел прочь.

Кеб медленно катил к дому, а он понимал, что надежд не осталось. Особняк у Риджентс-парка придется продать. Слишком дорог. Но мысль о соседстве с леди Мьюриел в доме поменьше не грела. Не податься ли во Францию? Английский фунт ценили на материке, и многие английские джентльмены из тех, что потерпели фиаско на родине, могли блистать в Италии и во Франции.

В мрачном, но задумчивом настроении он прибыл домой, где его ждала необычная, но приятная новость: сводная сестра куда-то ушла.

– Она не сказала, когда вернется, милорд, – добавил дворецкий.

Довольный случаем побыть наедине со своими мыслями, Сент-Джеймс поднялся в библиотеку и уселся в большое кресло.

Через несколько минут он заметил нечто странное. Дверца шкафа, где стоял сейф, была приотворена. Он медленно встал и пошел закрывать ее. И недоуменно нахмурился, увидев, что сейф открыт. Тот был вдобавок и пуст.

– Драгоценности! – завопил граф.

Как же сюда проник вор? Он было бросился за дворецким, но увидел ключи на столе. Рядом лежал листок бумаги, на котором крупным детским почерком были нацарапаны два слова: «Я ушла».

Завыв от бессильной ярости, несчастный граф Сент-Джеймс проклял всех до единого. Он предал анафеме Мьюриел, и Нэнси, и Горэма Доггета, и Барникеля.