Эдвард Резерфорд - Лондон

– Когда же, сэр?

Форсайт уставился на него как на человека, уцепившегося за скалу, и словно решая, наступить ему на пальцы или помочь выбраться.

– К Пасхе, – изрек он уверенно. И совершенно неожиданно, как будто счел себя слишком добрым, проговорил: – Мистер Пенни, вы носите очки. Выкладывайте правду. Насколько плохо ваше зрение?

Юджин объяснил, что его отец и дед тоже страдали близорукостью.

– Но хуже не становится, – добавил он.

Юджин не понял, удовлетворился ли этим Форсайт, а вскоре угодил под град вопросов о банковском деле и финансах, которые продемонстрировали ему исключительную остроту ума шотландца. На большинство он знал ответ, но последний заставил его помедлить.

– Мистер Пенни, что вы думаете о возвращении к золоту?

Юджин помнил свой ответ графу на такой же вопрос и был в курсе настроений, царивших в Сити, однако сообразил, что если правильно оценил этого человека, то нужно сказать иначе.

– Я выступаю за золотой стандарт, сэр.

– Неужели? – Ему наконец удалось удивить шотландца. – И почему, позвольте узнать?

– Потому что, сэр, – отважно произнес Пенни, – я не доверяю Банку Англии.

– Вот как! – Даже Форсайт онемел. Пенни хранил невозмутимый вид. Он был прав. – В Сити не часто встретишь молодого человека с такими взглядами, – признал тот в конце концов.

Юджин выиграл партию. Английский банк представлялся Форсайту негодным и немощным судном. Какое-то время он пребывал в задумчивости, пока не оправился достаточно, чтобы сделать очередную понюшку.

– Итак, – возобновил он атаку, – вы неравнодушны к Мэри? Но вам придется признать, что она не красавица.

Мэри Форсайт была стройна и с головой чуть крупнее, чем нужно. Каштановые волосы делились прямым пробором; она немного напоминала прилежную ученицу. В ней не было ни шика, ни кокетства. Ее красота заключалась в уме и добросердечной натуре. Юджин искренне любил ее.

– Я позволю себе не согласиться, сэр.

Понюшка. Пауза.

– В таком случае вам нужны ее деньги, – обыденно заметил Форсайт. Он почти дружески изучал Пенни.

Юджин поразмыслил. Форсайт, в отличие от иных банкиров, не славился несметным богатством, но был весьма состоятельным человеком, а Мэри – его единственный ребенок. Отрицать интерес к этому факту нелепо и глупо. Он критически оценил себя и осторожно заговорил:

– Сэр, я никогда не стремился жениться на женщине, которую не уважаю и не люблю. Что касается ее денег, то их не так много и я настроен на большее. Но я хочу… – и здесь он выдержал кратчайшую паузу, – породниться с порядочной и надежной фамилией.

– Порядочной и надежной, говорите?

– Да, сэр.

– Порядочной и надежной? Я порядочен и надежен, сэр. Можете не сомневаться. Я очень надежен, поверьте!

Пенни склонил голову и промолчал. Форсайт тоже помедлил и взял понюшку.

– Мистер Пенни, вы молоды. Вам нужно устроиться в жизни. И Мэри, конечно, может получить лучшее предложение. Но если нет, то через несколько лет мы рассмотрим вашу кандидатуру заново. – Он кивнул, выразив этому одобрение в общем и целом. – Пока же вы можете встречаться с Мэри… – (Понюшка, звучная и заключительная.) – Время от времени.

Люси проходила мимо этого места почти ежедневно, но всегда отворачивалась из суеверного страха. Семье приходилось его избегать.

Работный дом наводил страх на все бедняцкие семейства, а худшим слыл тот, что имелся в приходе Сент-Панкрас. Он высился в углу между двумя неприглядными проездами и когда-то был жилым, принадлежал джентльмену. Но теперь в нем не осталось ничего джентльменского. Неподалеку виднелись разломанные старые колодки и клетка, где некогда держали узников. Слякотный двор погряз в мусоре. Дом уже несколько лет как обещали расширить, ибо несчастных в нем было не перечесть; они набились во все дыры и щели, превратив здание в кроличий садок для обездоленных.

По замыслу приходские работные дома предназначались для помощи бедным. Для немощных – кров, детям – обучение ремеслам, взрослым – работа. На деле все обстояло иначе. Беднота – источник многовекового недовольства: оплачивать постройку новой церкви бывало неприятно, но удавалось хоть посмотреть на результат; когда же средства расходовались на неимущих, тем все было мало. Поэтому на практике приходы тратили на них гроши. Надзор осуществлялся небрежно. Большинство таких мест изобиловало больными, а те здоровые, что попадали туда, держались недолго.

Вскоре после смерти отца Люси опасливо шепнула матери: