Эдвард Резерфорд - Лондон

– Нет. – Он не пытался.

– Под арест захотели?

– Не особенно.

– Как вас зовут, сэр?

Юджин позволил себе изобразить очаровательное замешательство.

– Зовут? – нахмурился он. – Послушайте, сэр, а ведь странное дело! Не могу вспомнить.

И пока они ошарашенно смотрели, он резко свернул за угол и скрылся в боковом переулке.

Лорд Боктон и Силверсливз несколько секунд молча таращились друг на друга. Наконец Силверсливз подал голос:

– Он не помнит своего имени, милорд. А вот это уже несомненный признак безумия.

– Да будь оно проклято, ваше безумие! – завопил Боктон и в бешенстве устремился прочь.

Тем днем они забрались дальше обычного, так как добрый сосед с телегой предложил их подбросить.

Люси и Горацио были известной парой на своей жалкой улице. Худая и бледная пятилетняя девочка ежедневно выгуливала малыша, если тот чувствовал себя сносно. Ей сказали, что так он окрепнет. Крошка Гораций щеголял белой прядкой и храбро ковылял рядом, держа сестру за руку.

Сосед, имевший дело неподалеку от Стрэнда, ссадил детей на перекрестке Чаринг-Кросс и обещал забрать через полчаса. Детям было где побродить. Впереди открывался пологий участок – ему еще предстоит расшириться и превратиться в Трафальгарскую площадь. От южной стороны отходили величественные улицы Уайтхолл и Пэлл-Мэлл. Справа чуть виднелся классический фасад Сент-Мартин-ин-зе-Филдс, перед которым тянулись строения Роял-Мьюз с королевскими лошадьми и каретами.

Знойный и пыльный летний полдень сладко пах конским навозом. Повозки, проезжая, неизменно вздымали бурые тучи гудящих мух. А посреди пустыря раскинулся маленький рынок, куда слетали за крошками голуби, селившиеся на античном фронтоне церкви Сент-Мартин. Ходили уличные торговцы, громогласно предлагавшие свой товар. Довольные дети неспешно бродили, пока их внимание не привлекла молодая женщина с корзиной, которая приятным голосом выкрикивала: «Лаванда! Покупайте лаванду!» Этот призыв почему-то запал в душу Люси. Женщина подошла и предложила веточку, а когда Люси сказала, что у нее нет денег, рассмеялась и разрешила взять бесплатно. Аромат был чудесный, и Люси спросила у девушки, откуда она.

– С Лавендер-Хилл, конечно, – ответила та. – Неподалеку от деревни Баттерси – между ней и Клэпхем-Коммон.

Она сообщила, что на тамошних огородах, до которых не было и трех миль, лавандой поросли целые акры земли. Должно быть, замечательное место.

– А это твой братик? – спросила девушка. – Хворый, я вижу?

– Ему уже лучше.

– А песенку про лаванду он знает?

Люси помотала головой, и девушка с готовностью спела:

– Но только мне, наверное, положено петь наоборот: « ты будешь король», – поправила себя девушка. – Так ему и пой! – наказала она весело и удалилась.

Люси и Горацио уже направились обратно на Чаринг-Кросс, но вдруг увидели жену соседа, спешившую к ним от Роял-Мьюз. Ее лицо лоснилось от пота, красное ситцевое платье прилипло к телу. Торопясь к детям, она спугнула стаю голубей.

– Идемте-ка скорее со мной, – бросила она, беря Люси за руку.

Уилла Доггета уложили на постель, и он еще дышал, но Люси, державшая братика за руку, поняла, что ему конец.

В тот душный летний полдень Уилл шел вдоль строившихся новомодных домов у Риджентс-парка. Минуя подмостья, он зачем-то взглянул наверх – как раз вовремя, чтобы увидеть летевшие кирпичи. Их сверзилась целая груда.

Уилл постанывал. Дыхание звучало странно – прерывисто. Он не осознавал присутствия священника, не видел ни Люси, ни Горацио. И к шести вечера был уже мертв.

Лицо у матери Люси посерело. Потерять мужа было ужасно. Женская смертность была высока, так как многие умирали при родах. Но мужчина мог жениться повторно, и детьми занималась новая жена, а как прожить вдове?

Уилла Доггета похоронили на следующий день в общей могиле. Скорбящих оказалось лишь трое. Люси слышала от отца о существовании каких-то других Доггетов, теток или дядек, но те жили далеко, и мать ничего о них не знала. Явился всего один странный, кряжистый тип в бесформенной и старой черной шапке. Молча он дождался, когда с делом покончат, затем подошел и буркнул несколько слов, после чего скрылся. От него пахло рекой, и Люси стало не по себе.

– Кто это? – спросила она у матери.

– Это? – Мать скорчила мину. – Сайлас. Не знаю, откуда он узнал про папу. Я его не звала.