Эдвард Резерфорд - Лондон

Из западного аббатства Гластонбери сообщили, что в древних его угодьях монахами найдены гробница и останки короля Артура и королевы Гвиневры. Могло ли быть явлено знамение более наглядное и чудесное?

Времени не осталось. Пентекост Силверсливз уже много лет не испытывал паники, но нынче, в полдень 5 октября, был близок к ней. В левой руке он держал срочную повестку, присланную его господином и покровителем; в правой – другой пергаментный лист. Оба документа были равно страшны. И оба порождали ужасный вопрос: на чью сторону встать? Он все еще колебался.

Кризис грянул совершенно неожиданно в середине сентября. Сессию Казначейства, назначенную на Михайлов день, пришлось переместить на пятьдесят миль по Темзе – в Оксфорд. Но Силверсливз не обрел покоя даже в этом тихом замковом городке, населенном небольшой ученой общиной.

Причиной переполоха был бастард, проблемой – то, что его сделали архиепископом Йоркским.

Конечно, королевские бастарды довольно часто становились епископами – это предоставляло им доход и некую занятость. Назначение епископом одного из многочисленных побочных сыновей короля Генриха II осталось бы незамеченным, не будь тот известным союзником Джона. Король Ричард категорически запретил ему показываться в Англии.

А потому, когда в прошлом месяце он высадился в Кенте, канцлер с полным правом потребовал от него присяги на верность. Хитрец отказался, и Лонгчамп совершил ошибку: бросил его в тюрьму.

«Вся история от начала и до конца – ловушка», – рассудил Силверсливз. Если так, его хозяин в нее угодил. К восторгу Джона, поднялся шум. Архиепископа, хотя и быстро выпущенного, объявили мучеником, как самого Бекета. Джон и его братия выразили протест, и вот большой совет, собравшийся между Оксфордом и Лондоном, призвал Лонгчампа объясниться. «На сей раз ему не выкрутиться», – простонал Силверсливз.

Однако ничто еще не решилось. Многие члены совета подозрительно относились к Джону. Канцлер по-прежнему обладал несколькими замками, в том числе Виндзором. Ключом ко всему, как обычно, будет Лондон. Как поступит город? Силверсливз не удивился, когда получил от господина письмо с требованием немедленно явиться.

Но как быть с пергаментом в другой руке?

Тот на первый взгляд ничем не отличался от прочих казначейских бумаг, пока Силверсливз не присмотрелся к уголку. Ибо там в большую заглавную букву была аккуратно вставлена карикатура на канцлера. Произведение искусства, причем порочное и злое. Тяжелые черты лица Лонгчампа были подчеркнуты так, что тот превратился в непристойного мясистого урода, напоминавшего горгулью. Изо рта текло, как будто он съел больше, чем мог вместить. Не просто шарж – глумление и оскорбление. И это сам канцлер! В Казначействе ни один писец не посмел бы оставить в записях такую штуку, не будь он глубоко, наверняка уверен, что канцлер обречен.

– Так что же такое известно этому писцу, чего не знаю я? – недоумевал Силверсливз вслух.

Пергамент содержал и кое-что похуже. На краю, возле заглавной буквы, красовалась вторая карикатура – собака, которую канцлер держал на поводке. Увы, ее хищную, жадную морду, слюнявую пасть и длинный нос ни с чем не спутаешь. То был он сам.

Итак, все полагали, что обречен и он. Если они правы, ему надлежало немедленно покинуть покровителя. Быстро и без сожалений. Упражнения ради Пентекост спешно пересмотрел все поступки канцлера. Имелись ли тайные преступления, о которых он мог бы сообщить, переметнувшись к недругам Лонгчампа? Были ли такие, куда не был замешан он сам? Всего два или три, но в случае острой надобности зачтутся. С другой стороны, если Лонгчамп устоит, а он бросит его, Пентекост лишится всякой надежды на вознаграждение, и, вероятно, навсегда. В течение нескольких мучительных минут он обдумывал свое будущее.

Затем аккуратно отрезал ножом возмутительный уголок пергамента и снялся с места. К вечеру он уже держал путь в Лондон.

7 октября Ида отдыхала в своем доме под знаком Быка. Было около полудня. Она с удовольствием отрешилась от треволнений двух последних дней.

Во-первых, днем раньше из Виндзора прибыл канцлер Лонгчамп с отрядом. Сейчас он находился в Тауэре и укреплял фортификации. Его люди патрулировали улицы. Затем, нынешним утром, пришли известия о том, что к Лондону выступили совет, принц Джон, рыцари и тяжеловооруженные всадники. Их ожидали к вечеру. «Они намерены низложить канцлера», – сообщил гонец.