Эдвард Резерфорд - Лондон

На следующий день Ральф тщательно обдумал услышанное, после чего призвал десяток шпионов и объявил:

– Мы приготовим ловушку и захватим всех скопом.

Озрик с улыбкой стоял на берегу. Все будет славно.

За ним возвышалась серая громада Тауэра. Огромный королевский этаж почти достроили. Уже привезли здоровенные дубовые балки, которые перекинут через все здание для будущей крыши. Деревья подходящей величины нашли лишь в пятидесяти милях, их пришлось перевозить по реке. На крышу уйдет еще два года, но даже сейчас при свете дня величественное, мрачное сооружение как будто заявляло, что пусть оно нормандское, однако имеет на эти склоны не меньше прав, чем кельтские во́роны.

Озрик огляделся. Место, где водосток выходил к реке, было надежно скрыто – его заслоняли плотницкие хижины. Лодку Барникеля удастся подвести к самой решетке и разгрузить оружие незаметно. Отомкнуть решетку – дело считаных секунд. Затем предстояло ползти до внутренней.

Пока Барникель будет присматривать за лодкой, он опустошит тайник и вынесет оружие. Еще до того, как забрезжит осенний рассвет, они уже, всех обдурив, уплывут по реке.

Озрик не знал и не спрашивал, кому предназначалось оружие. Если Датчанин сказал, что нужно, этого было достаточно. Риск, по его мнению, был невелик. Еще один удар по нормандскому королю. Вдобавок он заявил Датчанину, что это будет отличный подарок к рождению сына.

Роды ожидались со дня на день. Двое суток назад он решил, что у Доркс начались схватки. Малыш, ясное дело, родится еще до конца недели. Наверняка будет мальчик.

Дело решили провернуть в Тауэре на следующую ночь. Довольный тем, что все идет по плану, Озрик ждал с нетерпением.

Анри тем же вечером ушел, намекнув, что может не вернуться. Хильда же, оставив детей на прислугу, решила провести ночь в отцовском доме. Пробыв там час, она еще до захода солнца выскользнула и пошла по Уэст-Чипу.

У церкви Сент-Мэри ле Боу она увидела девушку-германку, которая не замедлила ее окликнуть. Хильда вздохнула. Будучи саксонкой, она обычно ладила со здешними германскими купцами, добросердечными и работящими. Будущая невестка ей нравилась, но немного утомляла. Герта же нынче сияла.

Хильда спросила о Ральфе.

– Лучше некуда! Он чудесный! Мы только что виделись. – Она, вся лучась, была взволнована воспоминанием. – Он так умен!

И Герта, не замечая озадаченности, которая промелькнула в лице Хильды при этой новости, взяла ее под руку, притиснула к стене церкви Сент-Мэри ле Боу и, неожиданно доверительным тоном, сообщила еще кое-что – намного удивительнее и любопытнее.

– Он просил никому не сказывать, – шепнула Герта, – но мы же родня. – Она огляделась, убедилась, что никто не подслушивает, и спросила: – Ты умеешь хранить тайны?

Когда Хильда дошла до крепкой, соломой крытой усадьбы Барникеля Датчанина, над церковью Всех Святых проступили первые звезды, а ниже, в котловане, вокруг Тауэра сгустились тени, уподобившиеся рву.

Барникель расхаживал, зажигал лампы, она же задумчиво наблюдала. Его борода стала больше седой, чем рыжей. Хильда, выложив плохие новости, пришла в расстройство – до того он выглядел старым и измученным. Но тот, похоже, вновь обрел силы. Взяв со стола кувшин, Барникель разлил по кубкам вино.

Она смотрела на него, наполовину сочувствуя, наполовину восхищаясь.

– Что будешь делать? – спросила Хильда.

Подсказку Ральфу дал бедный крестьянин из эссекских лесов. Его застали с мечом, притащили в колчестерский замок, где и учинили нешуточный допрос. Он отважно упорствовал в молчании, однако заговорил, когда ему расплющили суставы пальцев.

Меч был у него давно, еще с той поры, когда он жил в лесу с людьми Херварда Уэйка. Прошло, однако, уже больше пятнадцати лет.

– Они все мертвы, – заявил он.

Из Колчестера малого отправили в Лондон, и Ральф получил возможность его допросить. Тот добавил немного, за исключением одной вещи. Он признал, что оружие поступало из Лондона, где жил человек, которому доверяли мятежники. Малый клялся, что не знал о нем ничего, пока перед самой смертью не вспомнил одну деталь: «У него была рыжая борода».

Скудные сведения. Бог весть, сколько было рыжебородых в старом англо-датском городе. В конце концов, рыжие бороды носили многие нормандцы. Но постепенно, по мере того как Ральф обдумывал все известные факты, в голове у него начал складываться образ ненавистника норманнов, члена старой гильдии защиты, товарища Альфреда-оружейника.