Джошуа Нью и его коллеги опубликовали результаты своих исследований в Proceedings of the National Academy of Sciences [128], сделав вывод, что «данные результаты свидетельствуют о системе визуального контроля, использующей генетически унаследованную способность выделять животных» [129]. Иными словами, мы настроены на то, чтобы замечать животных. «Объектами человеческих фобий [130]часто являются змеи, пауки и ряд других вещей, представлявших опасность для наших предков, — объяснял доктор Нью в интервью в 2007 году. — Однако крайне редко встречается патологическая боязнь автомобилей или электроприборов. А ведь, по статистике, они представляют куда более существенную опасность для человека, чем тигр. Это повод серьезно задуматься, почему же тигр до сих пор вызывает такую реакцию».
Очевидно, причина, по которой тигры и другие звери продолжают привлекать наше внимание, состоит в том, что на протяжении веков это было нужно человеку, чтобы не подвергнуться нападению. Возможно, именно поэтому нам трудно не задаваться вопросом: что Марков и Хоменко видели и чувствовали в последние секунды жизни? Их чувства, абсолютно неведомые и чуждые, нам странным образом все-таки знакомы на каком-то глубинном уровне. Что-то в нас отзывается на них и ищет причастности и понимания.
В контексте спора о происхождении и природе человека постоянно поднимается вопрос: как случилось, что некоторые хищные монстры вызывают в нас восхищение и трепет? Существование данной книги — как раз наглядный пример. Кто стал бы читать ее, если бы речь в ней шла о свинье или лосе — или даже человеке, который нападал на оставшихся без работы лесозаготовщиков? Зато тигры завладевают нашим вниманием сразу же и целиком. Они затрагивают какую-то глубокую и крайне чувствительную струну, и причина, как бы противоречиво это ни звучало, в том, что людоедство свойственно тиграм и мы об этом знаем. Если бы подобное совершили свинья или лось, это сочли бы, конечно, неприятным и абсурдным происшествием, но никто бы не реагировал так эмоционально.
Облик монстра не важен, главное — чтобы это был хищный зверь и/или гуманоид. Будь то тираннозавр реке, саблезубый тигр, медведь гризли, оборотень, привидение, вампир, вурдалак, Рангда, Грендель, Моби Дик, Иосиф Сталин, дьявол или любой другой образ монстра, для нас он обладает определенной притягательностью — преимущественно из-за своей способности сознательно и целенаправленно желать нашей гибели. Всех их: давно вымерших и живущих сегодня, выдуманных и реально существующих, прекрасных и отвратительных на вид, зверей, людей, богов — объединяет наличие сверхъестественной силы, коварства и, самое главное, злобного интереса к нам. По сути, именно этого мы и ждем от них; это правила игры, которые мы приняли. В этом смысле непобедимая сила обаяния хищников — их способность захватывать наше внимание — не просто щекочет нам нервы. У нее есть практическое применение. И для павианов саванны оно актуально и сегодня — так же, как когда-то для человека. Впрочем, в южной Танзании, Сундарбане и в зонах боевых действий по всему миру оно и людям жизненно важно до сих пор.
Со временем монстры — или, скорее, олицетворяемые ими опасности — проникли в наше сознание и прочно обосновались в нем. Мы же, со своей стороны, проявляем исключительную лояльность: при любых условиях, во все времена и эпохи стараемся воссоздать пугающие образы, чуть видоизменяя их в зависимости от обстановки и новых потребностей. Создается впечатление, что именно они являются основным объединяющим фактором для человеческого общества в целом. Не будь у нас системы социальных связей и хрупкой защиты в виде современных технологий, каждый мог бы разделить судьбу Маркова или Хоменко. И ни наша психика, ни передаваемые из уст в уста истории не позволят нам забыть об этом.
В народных преданиях в порядке вещей… что ради спасения собственной жизни отец жертвует своего сына хищному зверю или сверхъестественной враждебной силе.
Ч. Ф. Коксвелл,
Фольклор сибиряков и других народов [131]
В Соболином беда была частым гостем. Человек был тому виной или несчастный случай, но, как правило, все неприятности так или иначе были сопряжены с пьянством. Не успевая отражать непрекращающиеся удары судьбы, жители поселка приобрели довольно мрачное чувство юмора — язвительное и горькое. Трагедию Маркова тоже не обошли стороной. Кое-кто в поселке был уверен, что он сам навлек на себя погибель, похитив часть добычи тигра. «У нас пошучивали, — рассказал один из местных жителей, — что Маркиз готовил это мясо на собственные похороны» [132].
Читать дальше