Вне всяких сомнений, мир, населенный нашими далекими предками, был полон опасностей: человек был гораздо мельче, а все остальное — куда крупнее, чем теперь. Наши хищные соседи, в чьих глазах мы были довольно скромной добычей, превосходили нас по всем статьям. Эта долгая и опасная эпоха нашего раннего развития еще до того, как мы начали пользоваться орудиями труда и огнем, вполне могла нанести ту самую рану, о которой пишет Робинсон Джефферс в своем безымянном стихотворении, задаваясь тем же непростым вопросом:
Когда же наступила эра человека? Попробую угадать.
Со сменой климата погибли великие северные леса,
Вынудив человекообразных обезьян спуститься
с деревьев…
И ступить на зеленый ковер, укрывавший землю.
Они охотились на мелкую дичь. Но крупные плотоядные,
Тигр и пантера, а также страшный неуклюжий медведь
И бесконечные волчьи стаи
Превратили их жизнь в сон смерти.
Человек видит этот сон и убивает от ужаса. [120]
Эти строки были написаны более полувека назад человеком, далеким от науки, однако вся рассказанная им история, сопоставляющая изгнание из рая и болезненный спуск с относительно безопасных деревьев, не противоречит тому, во что сегодня свято верует большинство палеонтологов и палеоботаников. Если судить по свидетельствам, найденным в Трансваале, в ущелье Олдувай и в других местах, спустившись с ветвей, мы весьма ощутимо ударились о землю, но назад пути уже не было. До того как два с половиной миллиона лет назад Homo habilis, человек умелый, пришедший на смену австралопитеку, начал использовать орудия труда, у нас практически не было способов защитить себя. Все, что мы имели, это бинокулярное зрение, хороший слух, неплохо развитое обоняние и мозг — всего на треть меньше того, каким мы обладаем сегодня. Другими словами, тогда мы не так уж далеко ушли от павианов и шимпанзе.
Естественно, на протяжении многих — возможно, тысяч — поколений кошки учили своих детенышей охотиться на приматов. Львы, встреченные Элизабет Маршалл Томас в пустыне Калахари, вроде бы были «приучены» не есть человечину, но иной раз бывает и наоборот. Один из наиболее страшных периодов львиного людоедства в районе Нджомбе на территории современной Танзании пришелся на 1932–1947 годы. За это время один-единственный прайд, состоявший из пятнадцати львов, убил около полутора тысяч человек. Кошмар закончился, когда Джордж Рашби, легендарный британец, начинавший как охотник на слонов, а потом ставший инспектором по охране животных, истребил весь прайд — одного льва за другим. На это у него ушел целый год. «Если людоед в течение длительного времени убивает и пожирает людей [121], — писал Рашби в своих воспоминаниях „Нет больше слонов“ (No More the Tusker), — он становится просто сверхъестественно хитрым. Для того чтобы выследить и уничтожить такого льва, требуется очень много сил и времени».
Хищникам, как крупным, так и мелким, присуща манера, которую принято деликатно называть «избыточной охотой», хотя на самом деле это выглядит как внезапная бессистемная бойня. Львы Нджомбе убивали иначе, но в принципе подобное поведение свойственно львам, а также леопардам, тиграм, волкам, гиенам, белым медведям, китам-убийцам и ряду других хищников. Вскоре после истребления прайда людоедов в Нджомбе один из коллег Рашби стал свидетелем подобной бойни в национальном парке Крюгер, в четырехстах километрах к востоку от Стеркфонтейна. Выполняя егерский рейд, полковник Джеймс Стивенсон-Гамильтон натолкнулся на сцену кровавой резни — прайд львов уничтожил целую группу павианов. По всей видимости, обезьяны направлялись к роднику и не заметили отдыхавших неподалеку львов. «Павианы были так напуганы [122], что даже не пытались спастись бегством на деревья, которые росли вокруг, — писал Стивенсон-Гамильтон, — они попросту закрыли лица ладонями, а львы сбивали их с ног направо и налево мощными ударами лап».
Полковник мог бы употребить те же выражения, случись ему описывать ужас крестьян при нападении разбойников. Особенно болезненно воспринимается реакция павианов: вместо того чтобы попытаться спастись, они искали последнего прибежища в темноте — закрыв глаза ладонями. И тем более настораживает эта картина, когда думаешь, что люди поступили бы точно так же. Вероятно, именно потенциальная опасность такого нападения удержала павианов Стеркфонтейна от бегства в ночь, когда их напугал Брейн: лучше пусть погибнет пара животных, чем вся группа.
Читать дальше