Джон Вэйллант - Тигр. История мести и спасения

Однако в 1997 года в Бикинской долине это древнее равновесие и взаимопонимание были нарушены, что привело к серьезным последствиям. Случившееся до такой степени выходило за рамки обыденности, что коллега Труша, Саша Лазуренко, стоя над останками Маркова, в недоумении произнес: «Почему? Почему этот тигр был так зол на него?»

Первый ответ на вопрос Лазуренко пришел незамедлительно: «Да черт его знает. А тебе что за дело?»

В голосе Андрея Онофрейчука, близкого друга Маркова, звучали истерические нотки. Подобную грубость можно было бы списать на сдающие нервы и усталость, но для бдительного человека это был повод задуматься. Во-первых, ответ прозвучал слишком быстро — скорее даже не ответ, а спонтанная реакция. Учитывая, что исходил он из уст того самого человека, который обнаружил и спрятал незарегистрированное ружье Маркова, могло показаться, что своим вопросом Лазуренко задел какую-то чувствительную струну. Он задавал его без всякой задней мысли, но в тот субботний день у команды Труша росло ощущение, что приятели Маркова что-то скрывают.

В месте нападения тигра все видели четкий отпечаток винтовки Маркова на снегу, но никто не знал, куда она делась. Данила Зайцев и Саша Дворник не успели дать свидетельские показания, но Онофрейчук успел — его опросил Труш. Показания Онофрейчука были не слишком содержательными, но отличались последовательностью и отсутствием каких-либо противоречий. Он обнаружил последствия нападения накануне утром, услышал тигра поблизости от бытовки, отсиделся в ней какое-то время, парализованный страхом, а потом пешком, превозмогая ужас, отправился в ближайший лагерь лесозаготовщиков за помощью.

Лесозаготовка находилась в трех километрах к юго-востоку от хижины Маркова. Она во многом напоминала цыганское поселение — кучка бытовок, только, в отличие от марковской, по-прежнему на колесах. Оборудование, которое американские лесорубы начала XX века узнали бы с первого взгляда и тут же заклеймили бы как примитивное, — устаревшее и едва годное для работы. Владельцем лесозаготовки был Петр Жоркин, запойный пьяница, которому, с его образом жизни, вряд ли было суждено дожить до шестидесяти. Своим рабочим он платил редко и нерегулярно, что наряду с остальными особенностями его руководства вполне вписывалось в упрощенную постперестроечную модель частного бизнеса. В лагере проживали шесть человек, работая посменно по двенадцать часов, двадцать рабочих дней на пять выходных. И хотя им в буквальном смысле платили миллионы рублей, этих денег хватало только на продукты. Юный приятель Маркова Денис Бурухин пытался поработать на лесозаготовке, но уволился спустя месяц, поняв, что на свободных хлебах в лесу может обеспечить себе лучшее существование. Работники лесозаготовки Жоркина вспоминали восьмидесятые годы как «добрые старые времена».

Все эти люди были выходцами из государственного леспромхоза. Им не раз приходилось сталкиваться в лесу с тиграми, и они хорошо знали Онофрейчука, но никогда не видели его таким, как в пятницу, 5 декабря, когда он вышел к ним из леса вскоре после полудня, мертвенно бледный, все еще в шоке от увиденного. «Все было как во сне», — рассказывал он, вспоминая, как отправился за помощью. Но кроме этого, он был странно отчужден, словно что-то скрывал. Когда он появился, рабочие обедали в столовой. «Он заглянул и попросил меня выйти на улицу, — вспоминает широкоплечий богатырь Сергей Лузган, чей безупречный во всех прочих отношениях нос смотрит вбок под непонятным углом. — Он был какой-то странный. Сразу попросил никому об этом не говорить. Если кого-то загрыз тигр, что уж тут скрывать? Все это было очень странно, и я ему сказал: „Что значит никому не говорить? Черт побери, он же мертв! Человек не собака, чтоб землей присыпать сверху и забыть. Нужно милицию вызвать, иначе-то никак“».

Поняв, что дело замять не удастся, Онофрейчук сдался. Лузган отыскал Жоркина, и, выслушав не вполне вызывающую доверие историю гостя, они и Евгений Сакирко вчетвером загрузились в полноприводную «ниву» Жоркина и поехали к хижине Маркова. Сакирко, как и Лузган, был лесорубом — с неоднократно сломанным носом, торчащим картошкой на фоне красного испитого лица. Поскольку лагерь был разбит в глуши, где водились тигры и прочая живность, ружья всегда были наготове, и мужчины захватили с собой пару стволов. От ружья Маркова, куда бы оно ни подевалось, толку было мало, поскольку все патроны для него находились в патронташе на трупе.