Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

Я должен был начать загон и гнать лошадей примерно пять миль, потом направить табун к северу и передать его Джеку возле Соснового холма.

На равнине табуна не оказалось, но я проехал по следу влево я примерно через милю увидел лошадей — они паслись возле рощицы акаций-бори. Я сделал солидный крюк и выехал им в тыл. Джентльмен заметил меня. Он захрапел и стал сбивать кобыл в кучу. А они разбрелись кто куда и словно знать не хотели, что он почуял опасность.

В табуне было около пятнадцати кобыл, несколько годовичков и с дюжину жеребят разного возраста.

Я помчался на них галопом, щелкая бичом. При первом же резком щелчке бича лошади бросились бежать, храпя, задирая морды и в ужасе косясь на меня.

Джентльмен мог играючи оторваться от табуна, а у моей лошади хватило бы резвости, чтобы достать в броске любую из кобыл, но пока что я просто гнал их, чтобы они порастрясли лишнюю прыть.

Мили через две лошади пошли ровнее — и тут я сделал резкий бросок и стал наседать на поотставших кобыл. Я стал заходить сбоку, табун рванулся в сторону, а я, раскручивая бич, оглушительно щелкал им, едва не задевая лошадей.

Кобылы постарше начали уставать, когда я увидел поросший соснами холм, где меня должен был сменить Джек. Моя лошадь уже порядком выдохлась, но я заставил ее сделать последний рывок. Мы прогрохотали вверх по склону, как эскадрон, идущий в атаку. С громким воплем из-за сосняка вырвался Джек. Я придержал лошадь и смотрел вслед Джеку — он завернул табун и несся за ним галопом, почти скрываясь в облаке пыли, поднятом неистовой скачкой.

Я повернул и не спеша поехал к тому месту, где мне предстояло часа через два перенять табун на свежей лошади. К тому времени дикие лошади пройдут по кругу примерно шестнадцать миль и окажутся вблизи от того места, где я их поднял в галоп нынче утром.

Было уже девять часов, и я стал высматривать на равнине приближающийся табун. Наконец он показался на горизонте — легкое облачко пыли, не отстающее от вспененных скачущих лошадей. Они приближались, взмахивая головами, расстилая по ветру длинные растрепанные хвосты. Из пыльного облака раздавались щелчки бича и крики Стива Бартона — он вовсю понукал своего коня.

Впереди табуна, словно не ведая усталости, ровным галопом шел Джентльмен, он по-прежнему гордо нес голову, слегка кивая в темп галопа, а песок так и летел из-под черных копыт.

Он проскакал в каких-нибудь двадцати ярдах от меня — ноздри его пылали огнем. Он захрапел и вскинулся, когда я вылетел вперед, а Стив, с головы до ног покрытый пылью, крикнул мне: «Не давай им спуску!» — и исчез в облаке пыли.

Табун сильно поредел. Обессилевшие кобылы остались далеко позади. Я гнал табун через солонцы, сквозь мульгу, по звонким сухим суглинкам. Одна за другой лошади отставали, пока не осталось десять самых молодых и выносливых жеребчиков — Джек перехватил их и немилосердно погнал дальше.

Это были сыновья, достойные своего отца, и он бестрепетно вел их вперед.

Но когда я вновь сменил Стива, мне уже пришлось гнать не мчавшийся с громоподобным топотом табун, а лишь одного непокоренного, несломленного жеребца, который ни за что не желал сдаваться, хотя его уже покачивало на скаку.

Рядом со Стивом скакал Джим Карсон. Немного спустя к нам присоединился Джек, и мы все вместе погнали Джентльмена к воротам загона. Он был совершенно измотан.

Бока его впали и ходили ходуном, он задыхался, но голову держал все так же гордо.

Он увидел перед собой смыкающиеся крылья ограды, и, вздрагивая от наших диких криков, хлеставших по его истерзанным нервам, сделал последнюю попытку прорваться назад. Бичи, раскрученные над нашими головами, превратились в сплошные свистящие круги. Он резко остановился, бороздя землю копытами, и снова повернул к загону. Последний бросок наших изнуренных лошадей — и он вбежал в ворота. Теперь он мой!

Мы заночевали в хижине возле загона. Выдохлись мы вконец. Вскипятили чай, поужинали запасами из седельных сумок и сразу легли.

Мне не спалось. Я встал и вышел наружу. Звезд высыпало — хоть шляпой сгребай. Я услышал мягкий топоток кенгуру, прискакавших к пруду на водопой.

Я пошел к загону — взглянуть на него. Он места себе не находил — все бродит и бродит вдоль ограды, круг за кругом, то понюхает землю, то вскинет голову. Я смотрел на него, притаившись в тени под деревом. Он встал у ворот — жерди поднимались выше его головы — и всматривался сквозь преграду вдаль, где звезды горели совсем низко над землей — не выше его роста. Там собирались его усталые подруги. Он заржал — как-то растерянно, испуганно — и топнул точеной ногой. Потом отвернулся и снова стал безостановочно кружить по загону.