Эдвард Форстер - Избранное

— Морис, дай я тебя поцелую, — попросил он и тут же сделал это.

— А где… а там что?

— Наш кабинет… — И он счастливо засмеялся, на лице засияла блаженная улыбка.

— Так вот почему…

— Морис! Морис! Ты приехал! Ты здесь! Теперь все в этом доме переменится, наконец-то я его полюблю.

— Молодец я, что выбрался, — борясь с волнением, вымолвил Морис; от внезапно нахлынувшей радости голова у него закружилась.

— Разбирай вещи. Я специально поселил тебя сюда. В этом коридоре, кроме нас, никого нет. Уж я постарался, чтобы было как в колледже.

— Лучше, чем в колледже.

— Будет лучше, вот увидишь.

В дверь постучали. Морис вздрогнул, но Клайв, продолжая висеть на его плече, бесстрастно отозвался: «Войдите!» Это оказалась служанка, она принесла горячую воду.

— В другую часть дома нам вообще незачем ходить, кроме как в столовую, — продолжал Клайв. — Значит, все время можем быть вдвоем — либо здесь, либо на воздухе. Здорово, да? У меня есть пианино. — Он затащил Мориса в кабинет. — Посмотри, какой отсюда вид. Хоть кроликов стреляй прямо из окошка. Кстати, если мама или Пиппа будут к тебе за обедом приставать, мол, то-то и то-то надо сделать завтра, — даже не забивай себе голову. Хочешь, скажи им «ладно». А вообще мы вместе будем ездить верхом, и они про это знают. Просто у них такой ритуал. Скажем, в воскресенье ты не пойдешь в церковь, а они потом сделают вид, что ты там был.

— Но для верховой езды у меня нет бриджей.

— В таком случае нам с тобой не по пути, — объявил Клайв и умчался.

В гостиную Морис вернулся с ощущением, что у него больше прав находиться здесь, чем у остальных гостей. Он подошел к миссис Шипшэнкс и, не дав ей раскрыть рта, сказал что-то ободряющее. Потом занял отведенное ему место в нелепом октете, который под управлением хозяйки готовился к выступлению: Клайв и миссис Шипшэнкс, майор Уэстерн и какая-то дама, еще один мужчина и Пиппа, Морис и сама хозяйка. Она извинилась: слишком малочисленная собралась аудитория.

— Ну что вы, — успокоил ее Морис и наткнулся на неодобрительный взгляд Клайва: от него ждали другого ответа. Миссис Дарем начала с ним репетировать, но ему было совершенно наплевать, довольна она его пением или нет. Внешне она во многом походила на сына, не уступала ему, кажется, и по силе духа, но было в ней что-то неискреннее. Не удивительно, что Клайв ее недолюбливал.

После обеда мужчины покурили, потом присоединились к дамам. Это был вечер в провинции, однако не совсем обычный; казалось, эти люди поглощены чем-то фундаментальным: то ли они только что обустроили Англию, то ли в скором будущем обустроят ее на новый лад. При этом по пути к дому он обратил внимание на то, что дорога разбита, что столбы, на которых крепились ворота, едва держатся, забор расшатался, окна плохо закрываются, а половицы скрипят. Короче говоря, от Пенджа он ждал большего.

Когда дамы отправились спать, Клайв сказал:

— Морис, похоже, и тебя клонит в сон.

Намек был понят, и через пять минут они снова встретились в кабинете — впереди была целая ночь на разговоры. Они закурили трубки. И впервые ощутили полную безмятежность в обществе друг друга, хотя им предстояло произнести возвышенные слова. Оба знали об этом, но не решались открыть шлюзы.

— Вот тебе мои последние новости, — заговорил Клайв. — Едва приехав домой, я сцепился с матушкой и сказал ей, что останусь в университете на четвертый год.

Морис застонал.

— Что такое?

— Меня же оттуда услали.

— Только до октября.

— Нет. Корнуоллис хотел, чтобы я извинился, тогда меня возьмут назад, а извиняться я не стал… решил, раз там не будет тебя, мне туда рваться нечего.

— А я договорился еще на год, потому что думал, что в октябре ты вернешься. В общем, комедия ошибок.

Морис мрачно уставился в пространство.

— Комедия ошибок — это еще не трагедия. Можешь извиниться сейчас.

— Поздно.

Клайв засмеялся.

— Почему? Сейчас даже проще. Тебе не хотелось извиняться, пока не закончится семестр, в котором ты набедокурил. Берешь лист бумаги и пишешь: «Уважаемый мистер Корнуоллис, семестр закончился, и я беру на себя смелость написать Вам». Хочешь, завтра набросаю тебе черновик.

Морис обдумал сказанное и наконец воскликнул:

— Клайв, ты просто дьявол!

— Может быть, в чем-то я и отверженный, но эти мещане тоже получат, что заслужили. Пока они будут твердить насчет немыслимой порочности греков, на чистую игру им рассчитывать нечего. И когда я заскочил к тебе перед обедом, чтобы поцеловать тебя, — моя мать это заслужила. Как бы она рассвирепела, узнав об этом! Даже не попробовала бы, не захотела понять, что мои чувства к тебе такие же, как у Пиппы к ее жениху, — только куда благороднее, куда глубже, я предан тебе душой и телом, нет, это не какое-то замшелое средневековье, а… какая-то особая гармония тела и души, женщинам, как я понимаю, совершенно неведомая. Но ее чувствуешь ты.