Эдвард Форстер - Избранное

— Скоро чайку захочется, — пробормотал он.

— Захочется. Починить этот дурацкий драндулет сможешь?

— Попробую… там что-то заклинило? — Он зевнул и подошел к машине. — Нет, Морис, это я не потяну. А ты?

— Едва ли.

Они нежно потерлись щеками — и расхохотались. Им стало до чертиков смешно — угробили мотоциклет! К тому же дедушкин подарок! Так он откликнулся на двадцать первый день рождения Мориса.

— Оставим его здесь и пойдем пешком, — предложил Клайв.

— Давай, никто ему ничего не сделает. А в коляску запихни куртки и все прочее. И очки Джои туда же.

— А книги?

— И книги.

— Разве вечером они не понадобятся?

— Ну, не знаю. Сейчас самое главное — чай. Если пораскинуть мозгами — что ты хихикаешь? — дорога вдоль насыпи, скорее всего, и приведет нас к какому-нибудь бару.

— Этой водой они разбавляют свое пиво!

Морис двинул его под ребра, и минут десять они носились среди деревьев, дурачились и, пыхтя, волтузили друг друга. Потом утихомирились и, стоя рядом, попробовали оценить обстановку. Спрятав мотоциклет в шиповнике, наконец отправились в путь. Клайв взял с собой тетрадь, но, как вскоре выяснилось, напрасно — канал разветвлялся.

— Придется перейти вброд, — решил он. — Если пойдем в обход, вообще неизвестно куда придем. Надо двигаться строго на юг, понимаешь?

— На юг так на юг.

Такой уж выдался день: кто бы из них что ни предлагал, другой обязательно соглашался. Клайв снял туфли, носки, закатал брюки. Ступил на коричневую поверхность насыпи — и, съехав вниз, исчез под водой. Потом появился — оказалось, пришлось плыть.

— Представляешь! — фыркнул он, вылезая. — Я думал, тут мелко. А ты?

— Раз такое дело, — воскликнул Морис, — надо как следует искупаться!

И, оставив одежду Клайву, нырнул в воду. На поверхности резвились солнечные блики. Переплыв на другую сторону, друзья скоро добрались до фермы.

Хозяйка оказалась женщиной негостеприимной и неприветливой, но потом они вспоминали ее самыми добрыми словами — «просто чудо»! В конце концов она напоила их чаем и позволила Клайву посушиться возле огня в кухне. «Платите, сколько не жалко», — сказала она и в ответ на их щедрость недовольно заворчала. Но ничто не могло испортить им настроение. Радостью оборачивалось буквально все.

— До свидания, огромное вам спасибо, — поблагодарил Клайв. — А если кто из ваших наткнется на мотоциклет… даже не знаю, как поточнее объяснить, где мы его оставили. В общем, вот визитка моего друга. Кто найдет, пусть прикрепит ее к мотоциклету и отвезет его на ближайшую станцию. Что-то в этом роде. А уж начальник станции даст нам знать.

До станции пришлось топать около пяти миль. Когда они добрались до нее, солнце уже садилось, и в Кембридж они вернулись после ужина. Эта последняя часть их приключения прошла чудесно. По какой-то причине поезд оказался набит битком, и они сидели рядышком, шушукались под перестук колес и рокот голосов, улыбались друг другу. Но расстались спокойно, никак не проявляя свои чувства, сказать что-нибудь особенное желания не возникло. Вроде бы день как день, и все-таки в их жизни такого еще не было — и повториться ему тоже не суждено.

Декан вызвал Мориса к себе.

Особая строгость не была свойственна мистеру Корнуоллису, да и больших грехов за Морисом не водилось, но оставлять без внимания столь вопиющее нарушение дисциплины — тоже не дело.

— Почему вы не остановились, Холл, когда я вас окликнул?

Холл не ответил, даже не сделал вид, что ему неловко. В глазах его тлел недобрый огонь, и мистер Корнуоллис, весьма этим недовольный, однако же понял: ему противостоит мужчина. Он даже смутно о чем-то догадывался, хотя на лице его не дрогнул ни один мускул.

— Вчера вы пропустили богослужение, четыре лекции, включая мой урок по переводу, не были на ужине. Вы и раньше позволяли себе такое. Зачем же в придачу еще и вести себя дерзко? Что скажете? Не хотите разговаривать? Что ж, вам придется поехать к вашей матушке и сообщить ей, почему вы вернулись. И я ей об этом сообщу. Пока не напишете письмо с извинениями, я не буду рекомендовать директору допускать вас к занятиям в октябре. Поезд отходит в двенадцать часов.

— Хорошо.

Мистер Корнуоллис жестом велел ему выйти.

Дарема наказывать он не стал вовсе. Тому предстояли экзамены на получение степени бакалавра с отличием, и от лекций он был освобожден. Но и прогуляй он, декан все равно не стал бы его карать — как-никак, по классическим наукам ему на курсе не было равных, особое отношение к себе он заработал. Вот и хорошо, что Холл не будет отвлекать его от занятий. К дружбе подобного рода мистер Корнуоллис всегда относился с подозрением. Когда мужчины — у каждого свои привычки, свои вкусы — вот так сближаются, это противоестественно; и хотя студентов, в отличие от школьников, принято считать людьми самостоятельными, преподаватели все-таки бдят, и если где-то вспыхивает костер пылкой дружбы, они по возможности стараются его загасить.