Фабрис Колен - Синдром Годзиллы

Все фильмы, и это бросается в глаза, объединяет один основополагающий элемент, и Годзилла постоянно твердит мне о нем, — это хаос.

Хаос.

Можно ли вообще сделать фильм об истории хаоса или о жизни хаоса? Можно ли как-то объяснить существование хаоса в нашей жизни с помощью причинно-следственных связей: то есть утверждать, что полный беспорядок является следствием кого-либо одного события и причиной другого? Как, например, мы объясняем: «Я такой депрессивный, потому что моя мама умерла». Или «Я живу с этой девушкой, потому что в детстве я был влюблен в похожую на нее другую девушку», или «Я выбрал эту профессию, потому что, когда мне было одиннадцать лет, я посмотрел один документальный фильм на эту тему». Годзилла уверен, что так просто объяснить хаос невозможно.

Он говорит: «Если у тебя получится найти объяснение, валяй».

Но сложность заключается в том — по крайней мере, я так считаю, — что наши жизни в основе своей являются продуктом необъяснимой и чистой случайности. И мое собственное появление на свет полное тому подтверждение. Если бы ядерные испытания прошли в другом месте и в другое время или если бы мои мать с отцом никогда бы не встретились (а дело было, как я понимаю, за малым), монстр (или я) никогда бы не появился на свет и никогда бы не умер. И вы бы сейчас слушали историю кого-нибудь другого или вообще ничего ни про кого не слушали.

Мы все еще идем по шоссе. Колесо парка аттракционов становится все больше. «Ты был прав, — говорит Годзилла, — это старый заброшенный луна-парк, один из самых старых в нашем городе. Аттракционы в нем самые древние, они никогда не менялись».

«И там никого нет», — бормочу я, пытаясь не отставать.

Годзилла резко останавливается.

«Откуда ты знаешь?»

«Я видел».

Он улыбается с ухмылкой.

«Что-то не так?» — спрашиваю я.

Он снова пускается в путь, и я за ним.

« Я видел , — повторяет он. — Это невозможно. Ты не мог ничего видеть».

«Думай, как хочешь…» — не настаиваю я.

«Когда ты туда ходил, там уже кто-то был. По крайней мере, один человек точно — ты».

Я молчу, мне нечего сказать в ответ. Между двух темных облаков появляется луна. Туманная пелена постепенно скрывает ее лицо, а бедняжка не может даже сопротивляться, бледная от боли и слабости. При последних ее лучах на океанских волнах радугой вспыхивает лунная дорожка.

«Этот аттракцион здесь с Сотворения мира, — вещает Годзилла. — Даже в самом маленьком городке должен быть свой парк развлечений, так положено, даже если туда почти никто не ходит». Он рассуждает: «Люди просто должны знать, что, если они хотят пойти на аттракционы, они могут туда пойти. Им вовсе не обязательно садиться на карусель. Они не обязаны стрелять в тире из ружья, пичкать себя уличными сладостями, платить за головокружительные пируэты на американских горках. Им достаточно просто знать, что где-то недалеко есть другой мир, мир, который они знают как свои пять пальцев и куда могут в любой момент переселиться на время по собственному желанию».

Годзилла шмыгает носом. У него все болит.

«Сейчас, — добавляет он, — боль вцепляется во все мое тело, все сильнее и сильнее, как стая голодных собак».

Он давит на жалость, а у меня мелькает мысль:

«И все-таки, кто же из нас добыча?»

Прозвище Годзилла (по-японски Годжира) придумал, а точнее, нашел Эиджи Цубурайя. «В то время на «Тохо» работал один достаточно рослый парень. И все звали его Годжира. Когда мы начинали работу над фильмом, пришлось позаимствовать это прозвище для нашего монстра». «Годжира», оригинальное японское название чудовища, — это соединение двух слов: «горилла» (которое не нуждается в переводе) и «куджира» (которое в переводе с японского означает «кит»). Это сочетание хорошо отражает двойное — земное и океанское — происхождение Годзиллы. А вот характерный рев Годзиллы — это изобретение Акиры Ифукубе, японского композитора, который к тому времени написал немало музыки для кино. Технически рев — это звук струны контрабаса, по которой трут перчаткой.

В одно прекрасное утро мой знакомый Майк наконец получил по почте свой долгожданный костюм Годзиллы.

«Его принес почтальон, — пишет он. — Я расписался в поручении. Я принес сверток к себе в комнату и сразу раскрыл. Там был костюм, к нему прилагалось письмо, которое я тут же прочел. В письме объяснялось, что костюм подлинный, из фильма, его носил настоящий актер, и он участвовал в съемках картины «Годзилла против Мегалона». Еще там была фотография. И было сказано: «Не уверен, насколько ты понимаешь, что приобрел. Но, надев этот костюм, ты станешь хозяином мира. Ты будешь властвовать надо всеми, люди будут ползать у твоих ног, как жалкие муравьи. Начни с выхода в твою гостиную. Эффект подскажет тебе, как действовать дальше. Нет ничего более пьянящего в мире, чем восторг, который испытывает человек, руша международные торговые небоскребы одной левой. Каждый должен через это пройти. Хотя бы раз в жизни. Я на себе испытал, что значит быть порождением хаоса. Надеюсь, ты получишь от этого не меньшее удовольствие». Письмо не было подписано. Я сложил его вчетверо и бросил в свою корзину для мусора. Костюм ждет меня в своей пластиковой упаковке из полиэтиленовых пузырьков, я его еще не распаковывал. Никак не могу решиться вскрыть ее. Мне кажется, я чувствую, что это не мое.