Мы стали друг другом с новой силой, то есть заново, но сила была новой, как будто такими сильными мы никогда не были; какая разница, каково качество подачи видеоискусства, главное, чтоб его невозможно было не видеть. Вокруг все читали, а я писал, потом все смотрели, а я писал, потом обменивались словами, а я их описывал. Это было теплое лицо. Щека этого лица согревала мое левое полушарие, казалось, она, раскрасневшаяся, думала мыслями моих волос, нераспутываемым клубком мыслей.
Этот размазанный по столу пепел. Чьи мысли хранил он в момент образования, падения в пепельницу и смешения в ней? Что хранит пепел, брошенный на землю? Чьи откровения таит использованная туалетная бумага? Бескрылый ветер… Рисунки детей… Игра с самим собой в карты, бег с препятствиями на перегонки, с самой собой. Беру игрушки маленькими ладошками веселящихся детей, рисунки которых ты считаешь лучшим, что присутствует на планете и в межгалактическом пространстве. Ты расставляешь фигуры, а дети переставляют их, ломают твои схемы и нарушают графики. Мои. Последовательность мыслей. Моих. Я видел тебя в ярко красной хлопчатобумажной футболке, в поле, у холмов, растущих в горы, скрывающие дикие долины с бурными речками. Тебе тогда восемнадцать. Никогда не говори мне, что я постарел. Даже если бесчисленные морщины покроют все мое тело, и волосы поседеют и будут осыпаться каждодневно. Я просто останусь в складках твоей восемнадцатилетней одежды, в запахах твоих потаенных промежутках тела. В твоих пышных волосах, которые смешиваются с красками полевых цветов и небом, прозрачным настолько, что можно увидеть траекторию полета кометы, которую я назову твоим именем. Найдя тебя восторженно наблюдающей за полетами бабочек и протягивающей руки к солнцу, подойдя к тебе и прижимая к груди, вырывающуюся, обижающуюся на объятья, мешающие свободно бежать, искрясь от счастья, я плачу своим старческим лицом, которое мучается от нехватки витаминов, от одеревенелости век и неподвижности губ. Я пишу сценарий твоего детства. В нем я твой первый мальчик, который поцеловал тебя в щечку и подарил открытку на день рождения с детским стихотворением о любви. Потом я конструирую твою юность. В ней я тот самый парень, который тронул твою руку, сидя рядом с тобой на премьере никому не запомнившегося спектакля, и зародил в тебе желание отдаться ему. Но потом, когда я спроектировал твое отрочество, он, кому ты отдалась, стал твоим соглядатаем, стенографистом твоих грез, а когда он стал отцом тебя, родившейся не совсем вовремя, я начал создавать твое второе «я», без себя. Я вызывал тебя по повесткам в суд, приводил на допросы. Ты мне рассказывала что-то всегда от третьего лица, а когда начинала повествование от первого, то твое «я» без кавычек прекращало жить, а полностью овладевало мной, заставляя отпускать тебя, и забывать о тебе. Я так никогда и не узнал, кем ты была и была ли ты вообще.
Привидение никогда не выбирало заранее, кого именно оно посетит ночью, но ведомое беспамятством желания соприкосновения с душой человека, напуганной до смерти, и даже возможностью в очередной раз познать смерть человеческую, оно покидало мой дом. Я никогда не давал наставлений привидению. Я чувствовал лишь свои мокрые от волнения руки и ощущение приближения дневной скуки. Я смотрел на себя в зеркало. Зеркало исчезало, я купал себя в ванне. Ванна кровоточила. Я терял улыбки, надо мной смеялись. Привидение отбирало у меня все, чем я пытался наделить свою мнимую спутницу. Привидевшуюся мне, видимо, и не открывшую своего имени. ТЫ.
Ненавидь меня, спасай меня, останови… подведи к черте, отрекись… отбрось… отшвырни… сделай навсегда неприкаянным.
И уже я не становлюсь тобой по праздникам. Мне начинает хватать себя. Я выхожу на площадь, крестившую наш союз, вижу твои губы, плавающие в воде фонтана, которые шепчут: кровавь, безостановочно огибай земной шар, тебе никого, кроме меня больше не найти… всматриваюсь в движения твоих слов. Говори это моему лицу. Оно со временем превратится в копирку твоего.
Ты в ярко красной футболке. Плотно облегающей твое тело. Я догоняю тебя, в глазах растворяется твой образ. Я, уже нашедший и догнавший тебя, пытаюсь ощутить тебя, прижаться к тебе, безуспешно… ищу тебя. Уже будто бы зайдя в самую тайную твою комнату, где живут только твои секреты и мои откровения.
Помехи… Мозгом управляют окрыленные успехом подавления личностных качеств рецидивисты.
Ты дирижировал моими улыбками. Губы безоговорочно подчинялись тебе. Ты тиражировал мои улыбки, сам становясь немного улыбчивее.
Читать дальше