Олег Малахов - Непоправимость волос

Я не виню тебя в том, что ты перестала быть мной. Мне действительно хочется заключить себя в оболочку одиночества. Девственного и неподвластного времени. В твоем мозгу еще могут тлеть мои мысли, но они уже ингибируются тобой, отживают свою полноценность. А когда-то ты их лелеяла как последние глотки воздуха. Мне приятно, что ты тоже довольствуешься очередным обретением своей сущности внутри своего тела, еще помнящего мои сексуальные порывы и одержимость телесными удовольствиями. Мне теперь кажется, что и ты, и я стали чем-то лучше, интереснее в какой-то мере, почему-то более привлекательными. Вот так, по отдельности. Вне, за пределами друг друга. В каждом из нас сейчас, пожалуй, можно найти кого-то еще, ранее прятавшихся индивидуумов. Мы после разъединения вновь устремили взоры на человечество как на притаившееся скопление лишенных облика особей. Мы смешиваем теперь каждый свое сознание с болью невыносимой, мучащей вселенский мозг. Проникаем в его тайники, вскрываем его гнойники. Я был бы рад еще раз общаться с тобой как с собой, но никогда не позволил бы тебе опять поработить меня. Но, знаешь, даже не из-за скуки, а общаться, как общаются животные, обнюхивая друг друга, намереваясь найти возможность осуществления полового сношения. Тебе ли мне говорить об этом… Я — твой миллионный ты. Ты — моя миллионная я. Мы — наполовину пленники друг друга. Мы — всегда другие. Друзья и враги. Случайности и закономерности. Мы так часто менялись лицами друг с другом, что потеряли ощущение личностного присутствия друг без друга. Нас нет. Лишь невидимый младенец, воплощающий наш время от времени распадающийся союз, остается бездыханно светящимся объектом в тени нашего общего сна, в тесноте нашего разобщенного стенания.

Я, весь облитый золотом своих мыслей, ускользающий и невидимый, пронизанный условным желанием прогуливаться бесцельно и вынашивая цель, травмируя раненый мозг и его незаживающие раны. Я, весь промокший от слез неба, моих истерических рыданий слез, беспамятно шатаясь среди окрыленных идеями людей. Я, в неосознанном мной состоянии, исполненный здоровья, искалеченный непризнанностью, я … увидел … тебя… ТЫ, как будто, вроде бы, точно Я сам, шла мне навстречу, поглощенная своей красотой, некой реликвией современности, воплощенной в твоем облике, шла навстречу мне, но не ко мне. Не ко мне вели твои шаги. И я … я не мог не задержать тебя. Возгласом «постойте» остановить тебя, идущую не ко мне, ищущую, но не ко мне ведущий путь, но мне так необходимо было хотя бы попытаться на мгновение стать частью твоего движения, сознания твоего, частью тебя, следующей по тщательно выверяемому маршруту. Мои попытки не могли увенчаться успехом, но ты (ТЫ) действительно остановилась……. А ты ведь всегда ждала, когда закончится семестр, когда начнут цвести цветы в твоем саду, когда ты опять поедешь к морю, ты всегда вспоминала свои путешествия, и чтения на верандах любимых коттеджей, чаяния, обрывавшиеся началом учебного года, обязанностью вставать холодными зимними утрами из своей теплой постели, пропитывавшейся мечтами о мачтах белоснежных парусников с розовыми парусами экваториального рассвета, вставать в нагромождение социально обусловленных необходимостей и благопристойностей. ….И вот… ты остановилась, и я должен был говорить. Опутывать тебя. Побеждать твои маршруты и становиться олицетворением твоей безудержной мечтательности. Становиться тобой постепенно, но верно и безвозвратно. Я предложил тебе играть роль, очень занятную роль моего сопровождающего. «Уверен, я не смею претендовать на возможность проводить с вами много времени, вы мне кажетесь совершенно недоступной женщиной, но позвольте мне предложить вам появляться со мной на очень редких, но обязательных для меня вечерах, раутах, концертах. Я бы представлял вас своей спутницей, мне бы наверняка многие завидовали… И, ведь вы же понимаете, что это не накладывает на вас никаких обязательств, кроме как предлагает вам возможность приятно проводить время за распитием коктейлей и разговорами с известностями и их пассиями.» И она согласилась (любопытство одолело ее неприступность).

День I.

Ты не могла уснуть. Утром, измученная бессонницей, ты избавлялась от моего присутствия, отчищая свой мозг, вычеркивая мое имя из все равно непомнящей его памяти. Но к моменту, когда ты полностью уничтожила меня в себе, ты неожиданно почувствовала, что силы покидают тебя. И твое сердце действительно, сделав несколько беспомощных биений, выдохлось и остановилось. И кода ты окончательно убила меня в себе, ты умерла, и я ничем не мог тебе помочь, и воскресить тебя не мог. Полночь вылила свет луны на твое тело, и я навсегда запомнил превосходство света его над непревзойденной тьмой. Так закончился первый день нашего с тобой знакомства.