Посматривая через лупу на свои заметки, он рассказал нам все, что произошло. Для человека своего возраста он рассказывал на удивление толково, но это опять-таки заняло немало времени. Наконец он сказал, обращаясь к Доуссон-Хиллу и ко мне:
— Вот и все, что я могу посоветовать вам. Выяснить подробности этого прискорбного случая — что ж, это как раз и есть задача, над которой вам придется поломать голову. Это всем задачам задача! Уж поверьте. А теперь я намерен сказать всем вам свое напутственное слово.
Он вцепился в ручки кресла, тщетно стараясь встать на ноги.
— Право, вам вовсе не нужно вставать, — сказал Браун.
— Обязательно нужно. Я вполне способен выполнять свои обязанности, так как, по моему мнению, их должно выполнить. Вот именно! Дайте-ка мне руку, Эллиот. Дайте мне руку, Доуссон-Хилл.
Не без труда мы помогли ему подняться.
— Вот так-то лучше, — вскричал Гэй. — Гораздо лучшие! Прошу выслушать меня. Больше у меня не будет случая обратиться к вам до того, как вы вынесете свое решение. Как арбитр процесса по делу об исключении одного из членов совета колледжа, каковое дело в настоящее время пересматривается судом старейшин, я прошу вас выслушать мое последнее слово. Суду старейшин я скажу: это очень серьезное решение. Идите и вершите правосудие. Если вы сможете совместить правосудие с милосердием, прекрасно! Но, главное, вершите правосудие!
Он остановился, чтобы перевести дыхание, и, повернувшись ко мне и Доуссон-Хиллу, продолжал:
— Этим джентльменам — членам колледжа и опытным юристам — я хочу сказать следующее: следите за тем, чтобы вершилось правосудие. Будьте смелы. Не давайте ничьим чувствам встать вам поперек дороги. Правосудие много важнее, чем чьи бы то ни было чувства. Говорите все, что у вас на уме, и следите за тем, чтобы вершилось правосудие.
Затем он подозвал нас, и мы помогли ему снова опуститься в кресло.
— А теперь позвольте мне пожелать вам успеха в делах, стоящих перед вами. И до свидания!
Когда остальные начали выходить из кабинета, он шепнул нам:
— Здорово это у меня получилось?
— Великолепно! — ответил я.
Мы с Доуссон-Хиллом последовали за остальными и уже были у порога, когда старик снова позвал нас обратно.
— Ах, я ведь забыл одну важную штуку. Забыл, и все! Должен настоятельно просить, чтобы вы все меня выслушали. Это уж определенно мои последние инструкции. — Он взглянул на один из своих листков. — Вы намерены вынести решение не позже, чем в будущую среду. Не так ли?
— Во всяком случае, надеемся. Но, как ректор, скажу, что гарантировать это я не могу, — ответил Кроуфорд.
— Хорошо сказано! — заметил Гэй. — Осмотрительность вполне оправданная. Это мне нравится. Во всяком случае, время несущественно. Рано или поздно, я надеюсь, — и да поможет вам бог! — вы все же найдете возможным вынести свое решение. Пусть никто из вас не падает духом, и в конце концов своего вы добьетесь. И вот этого-то момента и касаются мои инструкции. Я хочу, чтобы меня поставили в известность, прежде чем ваше решение вступит в силу. Как арбитр, я должен первым узнать о вашем решении. Я не склонен настаивать на том, чтобы суд старейшин в полном своем составе снова проделал бы путешествие до моего дома. Меня вполне удовлетворит, если эти джентльмены, Эллиот и Доуссон-Хилл, будут командированы ко мне с вердиктом суда. Значит, договорились?
— Как вы? Согласны? — шепотом спросил Браун.
— Согласен, — сказал Доуссон-Хилл.
Я сказал — да.
— Двое наших коллег обещают непременно сделать это, — сказал Кроуфорд.
— Я буду ждать их в любое время дня и ночи, — торжествующе воскликнул Гэй. — Это мое последнее распоряжение.
Мы вышли, а он все еще повторял все сказанное. Его бормотанье доносилось до нас, пока мы не вышли на крыльцо. Все это время такси дожидались нас. Браун, влезая в наше, взглянул на счетчик и только свистнул сквозь зубы.
Это был единственный комментарий, который позволил себе Браун. Пока наше такси громыхало на обратном пути через мост, он ни единым словом не коснулся ни завтрашнего дня, ни нелепой причины, по которой мы трое очутились в одном такси, катившем сейчас по кембриджским улицам. Он просто освоился с этим положением, как осваивался до того со многими другими. Приятным, любезным голосом он задал мне несколько банальных вопросов о моей семье, как будто между нами ничего не произошло. С безличной вежливостью он осведомился, выберем ли мы с Доуссон-Хиллом время, чтобы посмотреть некоторые университетские матчи, высказал свои соображения по поводу достоинств разных команд. Все это было до предела скучно и спокойно. Интересно, думал я, видит ли Доуссон-Хилл, что кроется под мирной прозаичностью Брауна.
Читать дальше