Видади Бабанлы - Когда молчит совесть

Нынешним воскресеньем Сохраб проснулся раньше обычного. Вчера он поздно задержался на совещании, против обыкновения не смог с вечера уехать на дачу, и сейчас торопился наверстать упущенное. Быстро умывшись, он облачился в дачную одежду, в которой можно было возиться в саду, гулять. Обычно накануне Мархамат приготовляла все для поездки, укладывала в корзины еду, чтобы на даче хозяйственные заботы не мешали отдыху. Сегодня Сохраб не обнаружил никаких приготовлений, словно и не предстояла поездка. Он вернулся в спальню и с удивлением увидел, что Мархамат продолжает спокойно лежать в постели.

— Почему не встаешь, Мархи? — удивился он. — Пора ехать!

Натянув на голову одеяло, Мархамат простонала:

— Я не поеду, Соху, не хочется что-то…

— Почему? Отдохнем денек — и то хлеб, как говорится…

Но Мархамат продолжала упрямиться:

— Сказала, не поеду… Не трогай меня, все тело ноет!

Решив, что Мархамат чем-то обижена (она и вечером была не в духе), Сохраб не отставал:

— Ну, вставай же. — Он потянул одеяло. — Тело ноет, значит, надо ехать! На свежем воздухе все пройдет!

— Не тронь меня! — крикнула Мархамат-ханум, словно Сохраб дотронулся до открытой раны. — Говорю, оставь меня в покое!

Сохраб с удивлением взглянул на нее и выпустил одеяло. Прочитав в глазах мужа укор, Мархамат жалобно продолжала:

— Прошу, Соху, поезжай сегодня без меня. Всю ночь меня трясло, только к утру согрелась и пропотела. Встану — простужусь. Возьми с собой Мургуза-ами. Алагёз тоже себя неважно чувствует…

— Что же мы там, два мужика, делать будем? Голодать, что ли?

— Почему голодать? Я все приготовила. В кухне на подоконнике. Забирай.

Ничего не ответив, Сохраб молча прошел в кухню.

Едва захлопнулась дверь за мужем и свекром, Мархамат-ханум вскочила с постели и набросила халат. Подойдя к окну, дождалась, пока машина отъехала от подъезда. Все шло как нельзя лучше. Теперь она свободна, никто не сможет помешать ей! Успокоенная и обрадованная, Мархамат снова легла в постель. Рано, солнце едва взошло, редкие машины пробегали под окнами. Можно бы еще час-другой поспать. Но сон не шел, мысли копошились в голове, набегая одна на другую. Вспомнилась весть, сообщенная Зумруд, и улыбка, как утреннее солнце, осветила лицо Мархамат. «Все будет по-моему! — радостно подумала она. — Вугар парень толковый, он не станет отказываться от дочки профессора Гюнашли. А сейчас упрямится, чтобы доказать свое достоинство, продемонстрировать твердый характер. Фокусы молодости… Смирится, станет послушнее ягненка. Сохраб в юности такой же был, а как поженились, переменился…»

Она успокаивала себя, но тревога нет-нет да и закрадывалась в сердце. «А может, он потому упрямится, что дал обещание девушке и не хочет изменять своему слову? Или просто боится ее? Но теперь упрямству настал конец! Да будет земля пухом отцу Зумруд! Она оказала мне неоценимую услугу! Безродная, детдомовская, какой срам! Наши прадеды говорили: если мать на дерево лазила, дочь будет на ветвях сидеть. Какой сумасшедший женится на девушке без роду и племени?» И все-таки на душе неспокойно…

Вскочив с постели, Мархамат пошла в комнату дочери. Надо разбудить, покормить. У девочки плохой аппетит, не позаботься Мархамат — до полудня крошки в рот не возьмет.

Крепок утренний сон в юности… Алагёз раскинулась, обычно бледное лицо ее разгорелось легким румянцем, длинные пушистые ресницы лежали на нежных щеках. Вот уж поистине прелестна, как ангел!

Мархамат остановилась в дверях, невольно залюбовавшись дочерью.

— До чего красива… — прошептала она. Но тут же гордость сменилась острой жалостью. «Видно, иссякло божье сострадание, если послал ей болезнь, от которой вот уж сколько лет бедняжка не может оправиться… Да если бы не проклятый недуг, стала бы я искать жениха для такой красавицы?» Мархамат расчувствовалась, сердце защемило, на глаза навернулись слезы.

Склонившись над спящей Алагёз, она нежно провела рукой по шелковистым, черным как смоль кудрям, откинула со лба пушистую прядь.

— Доченька, — позвала грустно и ласково. — Алагёз! Пора просыпаться…

Алагёз заворочалась. Сердце Мархамат готово было разорваться от любви и горя.

— Вставай, родная моя! Ну проснись же, моя ненаглядная, свет очей моих, счастье нашего дома…

Алагёз опять пошевелилась, но глаз не открывала и спросила тихо и сонно:

— Который час, мама?

— Не все ли равно, доченька. Долго спать вредно. Открой глазки, вдохни утренний воздух…